— Ты что творишь?! — мужские руки перехватили ее запястье, вырвали мочалку и отшвырнули. — Таисия?!
— Я грязная!
Она всхлипнула. За спиной стоял Армеллин. Стекла его очков запотели, белая рубашка намокла.
— Так, это надо прекратить, — с этими словами он выключил воду, обнял девушку за плечи, закутав в пушистое полотенце, и повел в комнату.
При виде расцарапанной до крови кожи демон выругался и полез в аптечку. Тася следила за ним съежившись. С мокрых волос стекали струйки воды.
— Оставьте меня! Я не хочу, — вяло запротестовала она, когда Армеллин попробовал стянуть с нее полотенце.
— Тася, — вместо того чтобы кричать на нее или применять силу, он сел на кровать рядом и положил руки девушке на плечи. — Пожалуйста. Я не прикоснусь к тебе без твоего разрешения. Клянусь!
Его руки мягко, но настойчиво отвели края полотенца в стороны. Тася упала спиной на кровать. Почувствовала, как пальцы коснулись груди, спустились к животу, бедрам, нежно и бережно втирая мазь. Эти прикосновения успокаивали горящую кожу. Ноздри защекотал запах меда и мяты.
Демон укоризненно покачал головой:
— Зачем ты это сделала?
— Я грязная, — повторила Тася. Ее лицо жалобно скривилось. — Грязная потаскуха.
— Не говори так!
— А как, — в ее голосе зазвучали слезы. — Как ещё меня называть? Меня берут, где захотят, когда захотят, как захотят! Унижают, втаптывают в грязь, бьют плетью. А я… — она задохнулась. — Я получаю удовольствие от этого! Значит, не заслуживаю ничего лучше! Ни любви, ни уважения…
Армеллин стиснул зубы.
— Ты заслуживаешь всего, — очень мрачно сказал он. — А мы просто горстка уродов. Таисия, — его рука робко коснулась влажных локонов. — Это мы с тобой делаем. Ты должна ненавидеть нас. Меня, а не себя.
— Не могу. Твои братья все время повторяют, что я рождена быть рабыней, — спеша в отчаянии выплеснуть мучительную раздвоенность, зревшую в душе долгие два месяца, Тася сама не заметила, как перешла на ты. — И они правы. Мне это нравится. Я не хочу, ненавижу себя, но мне приятно. И даже вчера… — она задохнулась и замолчала.
— Неужели ты чувствовала бы себя лучше, если бы вчера тебе было больно и тошно?
— Да! — запальчиво выкрикнула девушка.
— Жаль, — ответил демон, стирая слезы с ее щек. — А я очень старался, чтобы тебе было приятно. Знаешь, — тут он грустно усмехнулся, — одновременно любить женщину и контролировать Дэмиана, когда он хочет взяться за плеть, — ужасно сложно.
Она недоверчиво уставилась на него снизу вверх. Так, как будто видела в первый раз эти тонкие правильные черты лица. И снова показалось, что очки — барьер, неодолимое препятствие, которое отделяет ее от Армеллина, не дает его понять. Тася потянулась, чтобы снять их, но демон перехватил ее руку.
— Не надо, — мягко предупредил он. — Или будет больно.
Это прозвучало не как угроза. Скорее, так говорят: «Не лезь в огонь — обожжешься».
— Это фризер, Таисия. Ты же не думаешь, что у демонов бывает плохое зрение?
Она никогда не задумывалась об этом.
— Что такое фризер?
— Экран, блокировщик. Помогает держать мои чувства при мне.
— А почему будет больно, если снять?
— Этого лучше не знать, — он наклонился и легонько чмокнул ее в губы. — Девочка моя, ты чудесная. Добрая, чувственная, потрясающе красивая…
— Но… — тихо попыталась возразить она, впитывая его слова, голос и полный нежности взгляд всем существом.
— Ты просто такая, какая есть. Любишь подчиняться, быть зависимой. Это не значит, что любой мужчина имеет право делать с тобой что угодно. Это не значит, что ты обязана отдаваться любому уроду, который тебя пожелает. И ты заслуживаешь заботы, любви, уважения. Не смей верить мерзавцам, которые говорят иное!
— Но ведь…
Он приложил пахнущий медом и мятой палец к ее губам, не давая возразить:
— Это твоя природа. Мне, например, нравится приказывать, связывать и пороть. Это моя природа.
— Вам? — недоверчиво спросила Тася.
Армеллин никогда не связывал и не порол ее. Он даже почти никогда не говорил с ней в приказном тоне.
Он усмехнулся:
— Иногда. Я же демон.
— Но почему вы никогда не… — она осеклась.
— Дело не в наклонностях, а в том, когда и как я даю им волю, — он склонился ниже, глядя на девушку с нежностью и восхищением. Так, словно не мог наглядеться. — Тебя утешит, если я скажу, что никогда не видел в тебе только безотказное тело?
О, как спорили эти его слова со всем поведением Армеллина раньше. И как отчаянно хотелось ему поверить.
— Я вас совсем не понимаю, — жалобно сказала Тася.
— Я сам не всегда себя понимаю, — он склонился над ее лицом, почти касаясь губами губ. — Но когда все закончится, и ты уйдешь, в моей жизни возникнет пустота. И я не знаю, чем заполнить ее.
Его голос звучал так, словно Армеллин уже смирился с будущей потерей, а во взгляде были нежность и печаль. И Тася почувствовала, как эти слова вымывают из души гадкий осадок, оставшийся от прошлого вечера, уносят, растворяют все плохое, все грязные злые мысли. Она потянулась мужчине навстречу — губами, телом, всем существом, желая с ним слиться, готовая отдать что угодно, за еще один нежный взгляд.
Зрачки демона расширились, из щелевидных стали круглыми и огромными, словно в радужку плеснули чернил. Он резко шарахнулся в сторону и слетел на пол, не отрывая от девушки взгляда. Его дыхание участилось, как после долгого бега. Побелевшие пальцы впились в ворс тигриной шкуры.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
— Я… не знаю, — демон зажмурился и замотал головой. — На меня иногда… находит…
Это выглядело, как приступ какой-то странной болезни. Неужели Армеллин чем-то болен.
— Что находит? — Тася соскользнула с кровати на пол, к нему.
— Уйди!
— Что? — услышать такое сразу после тех слов, которые он сказал раньше, было невероятно обидно.
— Отойди. Дальше, — из прокушенной губы по подбородку потекла тонкая струйка крови. — Или я тебя трахну.
Тася недоуменно моргнула.
— Но сегодня же ваш день.
— А ты этого хочешь? — он раскрыл глаза и посмотрел на девушку в упор. Зрачки все еще оставались огромными, почти во всю радужку. — После вчерашнего?
— Я не знаю… — вопрос огорошил. Никто из ее хозяев никогда не интересовался, хочет ли она секса, перед тем, как начать домогательства.
— Пожалуйста… девочка моя, — он поднялся неловко, как пьяный. — Я буду очень осторожен… сделаю тебе хорошо. Обещаю… Я так тебя хочу.
