Тася отшатнулась. Он казался безумным, одержимым. Такой Армеллин ее пугал.
— Можно не сейчас?
— Можно, — он с глухим стоном снова плюхнулся на пол, оперся спиной о кровать и спрятал лицо в ладони. И долго сидел молча.
Тася тоже молчала. Испуг постепенно проходил.
— Я могу как-то помочь? — спросила она.
— Принеси воды.
Она метнулась, радуясь сделать хоть что-то. Демон долго пил из запотевшего стакана, потом поднял на нее взгляд. Он выглядел почти нормальным, только измученным. Словно борьба с собой его совершенно вымотала.
— Спасибо, — он мягко улыбнулся и приложил ее ладонь к своим губам.
Этот тон, взгляд и, особенно, тихая ласка — интимная, но лишенная похоти — до того тронули, что ей захотелось расплакаться. Понимая, к чему это приведет, она опустилась на колени, положила руки ему на плечи. Демон вздрогнул.
— Я же не удержусь, — с отчаянием прошептал он.
— Не надо удерживаться, — сказала Тася.
И поцеловала его. Сама.
То, что было потом, было волшебным. Самым прекрасным, самым ярким и светлым, что случилось с ней в этом доме. Никогда ее не целовали так — нежно и благоговейно. Каждый пальчик, каждую царапину от мочалки. Никогда не ласкали так бережно, с таким восхищением. Никогда она не чувствовала себя в сексе любимой, желанной, особенной и единственной для мужчины, который был с ней. Став с ним единым целым, Тася обнимала демона за плечи, гладила шрамы на спине, прижималась к нему теснее, еще теснее. Растворялась в ласковых прикосновениях, сладостном слиянии, бессвязном восторженном шепоте и удивительном чувстве нужности кому-то.
— Армеллин! — всхлипнула она и замерла. Мгновение спустя он откликнулся стоном. Потом перекатился на бок, не выпуская Тасю из объятий.
— Мэл.
— Что?
— Называй меня Мэл. Это домашнее имя. Для близких.
— Мэл, — повторила она с удовольствием. Произносить его имя было приятно. — Мэл… Значит, вы думали, что я не хочу. И поэтому так… — она лизнула его в прокушенную губу.
Он улыбнулся:
— А ты хотела? После того, что мы с тобой вчера сделали?
— Нет, наверное, — отчаяние, посетившее ее всего час назад, уже даже не вспоминалось. Растворилось без остатка в заполнившем все свете. — Но я не знала, что вы такой, — прошептала Тася, запуская пальцы его волосы. Ей было хорошо. Так хорошо, что хотелось плакать от счастья и благодарности. И сделать для него что-то хорошее в ответ.
— Я сам не знал… — по лицу демона расплылась блаженная улыбка. — Ох, Тася, девочка моя, ты умеешь так радоваться! Как солнышко.
Она медленно провела ладонью по его спине. Там, где у Армеллина было два бледно- розовых шрама на лопатках, наискось. Спросить про них сейчас? А вдруг он снова рассердится?
Нет, не стоит. Он слишком нравится ей таким — близким, ласковым.
Демон потерся носом о ее шею, лизнул царапину, оставленную мочалкой, и скривился:
— Эта мазь горькая. Пошли смоем ее с тебя, а потом я залижу царапины.
— Залижете? — она рассмеялась больше от неожиданности. Таким абсурдным показалось его предложение.
— Зря смеешься, — он сел, не выпуская ее из объятий. — Это будет эффективнее любой мази.
Девушка лукаво склонила голову набок:
— И приятнее.
Купание как-то само собой перешло в близость. На этот раз не такую торопливую. Демон брал ее долго и нежно. И в наслаждении не было ни стыда, ни пошловатого унизительного привкуса, который так часто ощущала Тася после секса с его братьями. Только чистая радость, разделенная на двоих.
— Хочешь, сходим куда-нибудь? — предложил он, зализывая царапины, как и обещал.
— Сходим?
— Я мог бы весь день не выпускать тебя из постели, но это немного однобоко, не находишь?
— Ой, они проходят.
Мэл не соврал. Царапины бледнели и затягивались прямо на глазах.
— Слюна демонов обладает регенерирующим действием, — он спустился ниже, к ссадинам на животе. — Так сходим?
Тася хихикнула.
— Щекотно! А куда?
— Не знаю, мне все равно. Где ты не была, но мечтала побывать?
— Музей иллюзий, — восторженно выдохнула девушка. Она мечтала о нем ещё до поступления в Академию и собиралась посетить после первой стипендии, но демоны разрушили эти планы.
— Отлично, одевайся!
* * *
И был Музей иллюзий, где Тася то пугалась, то визжала от восторга. И сахарная вата на палочке, купленная у поющих фонтанов. И демоновы горки, на которых крохотный вагончик с безумной скорости несся по силовой линии, взлетая ввысь и падая почти отвесно.
Армеллин сперва при виде вагончика скорчил презрительное выражение лица и начал нудить что-то по поводу «плебейских развлечений» и «идиотских названий», но Тасе хватило одного умоляющего взгляда, чтобы ее спутник смягчился. Во время поездки кислая гримаса не сходила с его лица, даже когда вагончик вошел в мертвую петлю. Тася надеялась, что он просто делает вид. Ведь не может же быть, чтобы кому-то было скучно на таком замечательном аттракционе!
— Правда, весело? — спросила совершенно счастливая девушка.
Мимолетная улыбка, промелькнувшая на его лице, сделала Мэла невероятно симпатичным и милым. Но он тут же взял себя в руки и строго посмотрел на Тасю сквозь очки.
— У меня заложило ухо от твоего визга.
— Простите. Но мне было так потрясающе страшно! У-ух!
— Необязательно извещать об этом всех вокруг, — проворчал демон.
А потом снова купил билеты на аттракцион.
И еще была долгая прогулка вдоль реки по набережной. Бледный свет фонарей пятнами лежал на воде, а где-то вдали печально и нежно пел саксофон.
— Надо возвращаться, — со странной тоской в голосе сказал Мэл.
— Надо, — тихо откликнулась Тася.
От этой мысли стало грустно. Мрачный готический особняк словно встал между ними и вытянул всю радость этого дня, подобно черной дыре.
Там все снова будет, как прежде. И завтра день Дэмиана.
При мысли о том, что завтра ей придется отдаваться старшему ди Небиросу, Тася почувствовала отвращение. Ей не хотелось этого. Ни плети, ни оргазмов, ни страха и необходимости следить за каждым словом.
Сегодняшний день был, как сказка, но сказки имеют свойство заканчиваться. И тогда ещё больнее возвращаться в опостылевшую реальность.
Она остановилась и помотала головой. Что она делает? Неужели лучше, если бы в ее жизни никогда не было этого прекрасного дня, Музея иллюзий, демоновых горок, заботы и нежности Армеллина ди Небироса?! Так разве правильно рыдать и дуться в благодарность за все хорошее, что он для нее сделал?
