Он удивился, но на поцелуй ответил. Сдержанно, словно исполнял формальность.
— Таисия, — мягко сказал профессор, когда она отстранилась, ощущая себя глупо. — Это совершенно не обязательно.
— Но я хочу! — с отчаянием возразила девушка.
Он скептично прищурился:
— Непохоже.
— Вы сказали, что готовы жениться на мне. Но вы же не знаете, вдруг мы не подойдем друг другу в этом… — она смутилась и закончила совсем тихо, — вопросе.
— И ты решила это выяснить? Поставить, так сказать, эксперимент.
Под его насмешливым взглядом Тася густо залилась краской. Теперь она чувствовала себя распутной, порочной и испорченной женщиной, которая пристает с домогательствами к чужому мужчине.
— Простите, — она потянулась к двери. — Я пойду!
Равендорф вздохнул.
— Никуда ты не пойдешь, Таисия. Пошли пить чай с булочками, расскажешь, что случилось.
* * *
Поначалу Тася упорно отмалчивалась, но профессор закидал ее множеством вопросов по поводу учебы, планов на будущее, успехов в освоении вождения, и девушка постепенно ожила. Казалось, он не собирался возвращаться к причинам ее неуместного порыва.
Но когда с булочками было покончено, и пожилая экономка унесла чашки, Равендорф разом сделался серьезен. Он достал бренди, плеснул себе и Тасе на палец и протянул бокал, не слушая ее робких возражений.
— Это секретная информация, Таисия, но, думаю, ты вправе знать. Уже больше тридцати лет крупная правительственная лаборатория работает над чарами, позволяющими моделировать пол и расу будущего ребенка.
— То есть… Если у них получится, я смогу родить детей от того, кого пожелаю?
— Если получится — да. Обнадеживать не буду, до решения вопроса ещё очень далеко. Но шанс есть. Так что если этот твой ммм… порыв был связан с подобными соображениями, прекрати страдать ерундой. Я, знаешь ли, ненавижу принуждение. И никогда не стал бы заставлять женщину спать со мной, даже ради блага Империи.
— Не был связан, — Тася покраснела, глотнула бренди и закашлялась. — Я только… простите, наверное, это действительно было глупо. Я не думала, что вы меня не хотите.
На глазах выступили слезы. Не иначе как от бренди.
— В самоуничижение впадать тоже не нужно, — резко ответил Равендорф. — Кто сказал, что я тебя не хочу?
— Но вы же… — она замолчала, не зная как продолжить. Произнести вслух: «Вы меня отвергли.» — было невозможно.
Он залпом выпил бренди, сел рядом с Тасей. Коснулся подбородка, заставляя поднять голову.
— Ты так красива, что тебя нельзя не хотеть. Но чего хочешь ты сама?
Чего она хочет?
В памяти снова возникло лицо с тонкими аристократичными чертами и фиалковые глаза за стеклами очков, но она усилием воли прогнала эти мысли.
Армеллин ди Небирос не подошел к ней ни разу. Казалось, в отличие от его братьев, преследовавших девушку везде, он наоборот избегал ее. Даже в коридорах Академии, завидев бывшую рабыню, сворачивал в другую сторону.
— Я хочу попробовать, — упрямо сказала Тася. — С вами… то есть с тобой.
Хоть Равендорф и просил, называть его на «ты» было невероятно сложно.
Он улыбнулся.
— Хорошо, давай попробуем. Я помочь тебе завтра перевезти вещи?
— Нет, вы не поняли! Я хочу сегодня! Сейчас!
Она докажет себе и Рауму, что демон был неправ! У нее могут быть нормальные отношения. Без унижений, приказов и плети. С кем-то, кто ее уважает.
— Ты уверена?
Тася совершенно не была уверена.
Конечно.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты после этого ненавидела меня, Таисия. Или себя.
— Я не буду! — она чуть не расплакалась.
Зачем профессор хмурится и так испытующе смотрит? Она и так вся в сомнениях. И просить, даже требовать у мужчины секса — унизительно. Особенно, когда и сама не слишком-то хочешь.
Он встал и девушка поднялась за ним. Прижалась в поисках одобрения, поддержки, принятия. На этот раз Равендорф сам ее поцеловал. Очень умело и нежно, неторопливо. Тася прильнула к нему, обняла.
И снова не было возбуждения. Той сладкой слабости, когда ноги подкашиваются от желания. Страсти, которая захлестывает целиком.
Приятно, но и только.
— Где у вас спальня.
— На втором этаже. Называй меня «ты», Таисия. И лучше Торвальдом.
Светящееся окно на первом этаже отлично просматривалось в сгустившихся сумерках. Полуопущенная штора не скрывала высокого мужчины и хрупкой светловолосой девушки, слившихся в поцелуе.
Армеллин стиснул до боли руль, а когда это не помогло впился зубами себе в руку.
Вкус крови отрезвил. Демон откинулся в кресле и закрыл глаза, а когда открыл их, в гостиной уже никого не было. Немного погодя этажом выше вспыхнул свет, обрисовал на шторе, слившиеся в объятиях силуэты.
Мэл уткнулся лбом в руль, ощущая почти нестерпимое желание завыть.
Он знал, что делает, когда отпускал ее. Знал, что однажды она будет принадлежать другому. Принцесса достается рыцарю, спасшему ее от чудовищ.
Все правильно. Но почему так больно?
Надо прекращать это. Решил отпустить — отпускай. Хватит, оправдываясь заботой о ее безопасности, следить за ней, куда бы она ни поехала. Мужчина, которого она выбрала, вполне способен о ней позаботиться.
Мэл всегда знал, что она не для него. Даже когда считал Тасю человечкой и надеялся, что небезразличен ей. Связь с демоном губительна для человека. Люди выгорают, гаснут, превращаясь в пустые оболочки.
Он не хотел, чтобы свет, сиявший в ее душе, померк.
Мэл еще помнил вкус безумной надежды, вспыхнувшей в нем, когда он узнал, кто на самом деле Тася. И полное отвращения «Конечно, нет!» — в ответ на вопрос хочет ли она остаться.
Все так, как должно быть. Он должен отпустить. Не уподобляться братьям.
Свет на втором этаже померк. Наверное, Тася попросила погасить. На нее иногда находила такая милая стеснительность. Мэл подтрунивал над ней, но никогда не гасил. Ее тело казалось самым прекрасным на свете, а нагота сводила с ума.
Негнущимися пальцами демон завел машину. Перед глазами так и стояла подсмотренная картина. Высокий седовласый мужчина и хрупкая девушка в его объятиях.
* * *
Вкус разочарования становился все горше. Тася обнимала мужчину, отвечала на поцелуи, расстегивала пуговицы на его рубашке, помогала ему стянуть с нее платье и не чувствовала ничего.
Ничего кроме стеснения, неловкости, ощущения неправильности происходящего.
