— Ну и чудно, в тебе я уверен на все сто.
— Лестью ты чего хочешь добьешься. Только с крыши она слезть не помогает.
— Ну-ну.
Со вздохом сползаю с кровати и достаю из комода чистые форменные брюки. Черная ткань ужасно колется.
— А чего это ты вдруг уезжаешь? Не отчисляют ведь?
Отворачиваюсь, натягивая штаны, но голос подделать трудно:
— Нет. Вообще-то не знаю. Давай-ка расскажу, что делать.
— Ну и?
— Возьмешь записную книжку. Там имена, цифры — короче, все. Заноси туда ставки.
Приставляю стул к шкафу и вспрыгиваю на сиденье.
— Вот.
Нащупываю приклеенный скотчем блокнот. Отдираю. Там еще один остался, с десятого класса. Тогда дела как раз пошли в гору, начал все записывать. А раньше работал по памяти. Отличная у меня память на самом деле, хоть и не фотографическая.
— Пожалуй, справлюсь.
Сэм ухмыляется. Удивился. Ему и в голову не приходило, что у меня тут тайник. Листает записную книжку. Там все ставки с начала одиннадцатого класса, все расчеты. Что будет с мышью из Стэнтон-холла: зашибет ли ее колотушкой Кевин Браун, сработает ли мышеловка профессора Мильтона или ее поймает Чайават Тервейл (гуманно, на листик салата). Ставят все больше на колотушку. Кто получит главную роль в «Пиппине»: Аманда, Шэрон или Кортни, не перехватит ли роль новенькая из массовки? В итоге победила Кортни, они до сих пор репетируют. Сколько раз в неделю нас будут пичкать в столовой «ореховым печеньем» без орехов.
Чтобы не прогореть, настоящие букмекеры высчитывают процент и определяют баланс. Ну, к примеру, кто-нибудь ставит пять долларов, а из них пятьдесят центов идут букмекеру, поэтому ему все равно, кто выиграет. Лишь бы процент сходился и неудачных ставок хватало на выплаты победителям. Я не всегда так работаю. В Уоллингфорде вечно ставят на всякую ерунду, иногда совершенно невозможную ерунду: денег-то куры не клюют. Так что временами высчитываю баланс по всем правилам, как в конторе, а иногда ничего не высчитываю и просто надеюсь прикарманить денежки. Пожалуй, тоже в своем роде азартные игры. Ну да, так и есть.
— И не забудь, только наличные. Никаких кредиток или часов.
Сэм закатывает глаза.
— Они что, думают — у тебя тут кассовый аппарат?
— Да нет. Обычно просят взять карточку и купить что-нибудь в счет долга. Не бери. Получится, ты ее украл. А им того и надо — родителям мозги запудрить.
Сэм медлит, но в конце концов соглашается.
— Ну и лады. На столе новый конверт. Не забудь все записать.
Я к нему излишне цепляюсь, но нельзя же прямо сказать, что мне позарез нужны деньги. В Уоллингфорде беднякам не место. Я тут единственный одиннадцатиклассник без машины, например.
Забираю блокнот, лезу обратно на стул, чтоб приклеить его на место, и тут раздается громкий стук, от которого я чуть не падаю. Дверь распахивается, и входит мистер Валерио, наш комендант. Таращится так, словно я в петлю забираюсь у него на глазах. Спрыгиваю.
— Я тут как раз…
— Спасибо, что сумку достал, — приходит на помощь Сэм.
— Сэмюэль Ю, для завтрака поздновато, а вот занятия уже начались.
— Ставлю пять баксов — вы правы, — выпаливает сосед и по-идиотски мне ухмыляется.
При желании я мог бы легко обвести его вокруг пальца. Вот именно так — попросил бы о помощи, предложил долю и обобрал как липку. Мог бы, но не буду.
Нет, правда не буду.
Дверь захлопывается, и Валерио поворачивается ко мне:
— Ваш брат сможет подъехать только завтра утром. Так что отправляйтесь пока на уроки. Мы еще не решили, где вам сегодня ночевать.
— Можете к кровати меня привязать.
Комендант не улыбается в ответ.
Мамочка рассказала мне про проклятия и мастеров и научила мошенничать еще в детстве. Она сама мастер, поэтому легко всего добивается, а мошенничает, чтобы это сошло ей с рук. Я не умею, как она, заставить любить или ненавидеть, или, как Филип, обратить силу удара против нападающего, или, как Баррон, забрать чью-то удачу. А вот обманывать могут все.
С проклятиями не сложилось, но зато обдурю хоть кого.
Простачка, которого наметил в жертву, нужно хорошо изучить (тоже мамина наука), знать его лучше, чем он сам себя знает. Только так и можно кого-нибудь нагреть, с магией или без.
Сначала втираешься в доверие. Очаровываешь. Жертва должна считать себя намного умнее. А потом предлагаешь ставку, а еще лучше, чтобы предложил твой партнер.
Но простачок сперва обязательно что-то получает. Мы это называем «приманка». Деньги уже есть, можно в любой момент развернуться и уйти, и он расслабляется.
Тогда ставки повышаются. Сильно повышаются. У мамы всегда выходит гладко — мастер эмоций заставит доверять кого угодно. Но и ей нужно тщательно следовать схеме, чтобы позже, по зрелом размышлении, ее не вычислили.
В конце срываешь куш и делаешь ноги.
Хороший мошенник должен быть умнее всех, не упустить ни одной мелочи, твердо верить, что все сойдет с рук. Только тогда он и вправду хороший мошенник.
Дурить людям голову при каждом удобном случае, конечно же, плохо. Увы, я не всегда могу сдержаться. Зато в отличие от мамочки хотя бы самому себе голову не дурю.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Второпях натягиваю форму и бегу со всех ног на французский. Завтрак уже давно кончился. Бросаю учебники на парту, и тут как раз включается телевизор. Сквозь помехи Сэди Флорес, ведущая школьного канала, рассказывает, что клуб латинского языка продает печенье (копят деньги на постройку грота в парке), а регбисты соберутся сегодня в спортзале. С трудом высиживаю уроки, но на истории не выдерживаю и засыпаю. Пробуждение наступает внезапно. Весь рукав в слюне, а Льюис ехидно интересуется:
— Мистер Шарп, когда именно запрет вступил в силу?
— В тысяча девятьсот двадцать девятом. Через девять лет после принятия сухого закона. Как раз перед финансовым обвалом, — мямлю спросонья.
— Очень хорошо. — Но моему ответу он явно не рад. — Сухой закон потом отменили, а запрет нет. Почему?
Вытираю рот. Голова раскалывается пуще прежнего.
— Потому что на черном рынке мастера все еще предлагают свои услуги?
В классе раздаются смешки, но Льюис по-прежнему серьезен. Показывает на исписанную мелом доску. Что-то там про экономические стимулы и торговое соглашение с Евросоюзом.
— Вы, мистер Шарп, во сне чем только не занимаетесь, но на моих уроках лучше бодрствовать.
Его шутке смеются громче. Чтобы не заснуть до звонка, приходится время от времени тыкать себя ручкой.