Не хочу заканчивать, но он и так все понимает.
— Ты ненормальная, Дженн. Я тысячу раз говорил, что…
Но после слова «ненормальная» я не слышу уже ничего, оно действует на меня, как красная тряпка на быка. Холодно смотрю на него.
— Убирайся, Алекс, и я жду развода. Знаешь, что? Я, кажется, поняла… Может быть, вы вообще в каком-то сговоре с доктором Лоу, или что-то такое, потому что ты все время пытаешься выставить меня психованной, а он и слышать не хочет о выписке. Может, ты заплатил ему, а? Чтобы он держал меня здесь?
Когда я говорю это, в лице Алекса что-то меняется, и оно становится непроницаемым. Теперь он смотрит на меня так, будто я достойна его внимания не больше, чем камень на тропинке.
— Жди свои документы.
И уходит, не сказав больше ни слова.
ГЛАВА 17
Я пытаюсь оправиться от шока и спустя минуту бросаюсь за дверь вслед за ним. Нет, мы не может закончить все вот так! Я должна объяснить… Сама не знаю, что именно. Вижу, как закрываются двери лифта: не успела. Бегу по лестнице вниз и оказываюсь в холле первого этажа. Первое, что я вижу — Алекса и Билла, стоящих друг напротив друга у самого выхода.
— Не хочешь объяснить, что происходит, парень? — эти слова Алекс буквально выплевывает в лицо санитару. Тот смотрит и улыбается с издевкой.
— Все что тебе было нужно, ты увидел. Что-то непонятно было?
Лицо Алекса перекашивается от ярости, но он остается спокойным.
— Какого хрена ты клеишься к моей жене? Я могу сделать лишь один звонок, и тебя вышвырнут отсюда, как сопливого щенка.
Когда я слышу это, то прихожу в ужас. Алекс ведь действительно может… И тогда нам конец. Слава богу, он не знает обо всем остальном. Я иду к ним в надежде прекратить начинающуюся ссору, пока их обоих не выгнали.
— Ты этого не сделаешь, потому что ты трус. Засунул ее сюда вместо того, чтобы попытаться помочь! Я знаю обо всем и считаю, что ты жалок. А знаешь, что еще я думаю? — Билл ухмыляется и спокойно заканчивает фразу: — Что ты все просрал, и поэтому устраиваешь тут сцену. Потому что тебе ничего больше не…
Он не успевает закончить фразу, потому что кулак Алекса врезается ему в челюсть. Я вижу кровь, и мне становится дурно.
— Алекс! — кричу я и бросаюсь к ним, но охрана успевает вперед меня. Билл, на удивление, не отвечает тем же. Он просто поднимается с пола, проводит рукой по лицу, стирая кровь, и я вижу, как он улыбается.
— Этого я и ожидал.
Охранник берет Алекса за плечо и разворачивает в сторону двери.
— Алекс, что ты натворил?! Зачем? — кричу я и вижу, как ко мне уже бегут санитары. Он оборачивается, и глаза его полны печали:
— Я любил тебя, Дженнифер Мерфи, и буду любить. Мне жаль.
Это все, что он успевает сказать, прежде чем охрана выводит его из здания. В ужасе смотрю на Билла и тянусь рукой к его лицу, но он перехватывает меня за запястье и машет коллегам:
— Все нормально, я отведу ее в палату.
По пути мы не говорим ни слова. Билл открывает дверь, я вхожу, и он идет за мной.
— Билл, ты в порядке? — спрашиваю я осторожно.
— Конечно, не волнуйся. — с этими словами он берет салфетку и стирает с лица кровь. — Царапина. А вот твой Алекс неосторожен — вряд ли его теперь сюда пустят.
Но меня волнует совсем не это.
— Билл, ты слышал, что он сказал? Про то, что позвонит… Он же сообщит доктору обо всем! — я убито сажусь на свою кровать. — Что же будет с тобой?
Билл садится рядом и обнимает меня.
— Все будет хорошо, я разберусь с этим. Ты веришь мне?
И я действительно верю, хотя менее страшно не становится.
А спустя какое-то время мне приносят конверт. В нем — документы на развод, которые я должна подписать и отправить обратно Алексу, и письмо.
Беру его в руки, на нем мое имя. Я разворачиваю лист бумаги, сажусь на кровать, скрестив ноги, и начинаю читать.
Дженнифер,
Я не мог не написать, хотя вижу, что между нами уже все решено и, к сожалению, не мной. Я хочу чтобы ты знала: я действительно пытался помочь, хоть ты и не видела этого, ослепленная своей болью и злостью. Док сказал, ты помнишь все, что было, так что я могу писать спокойно, не боясь, что мои слова заденут или напугают тебя.
Эти месяцы перед клиникой были тяжелыми не только для тебя, но и для меня тоже. Если честно, я немного зол. Ты считаешь, что ты одна испытала боль потери? Я любил нашу дочь так же, как и ты, и я не говорил о ней потому, что не знал, ранит ли тебя это, пытаешься ли ты все забыть. А по твоему поведению я видел, что ты не справляешься. Я выкинул сотни бутылок вина и еще черт-те знает чего, что ты там пила. Пытался чаще проводить время с тобой, но это было тяжело, потому что все скатывалось в ссору, а я ведь не железный, Дженн. Не знал, то ли с тобой нужно поговорить, то ли оставить в покое. Но это не могло продолжаться долго. Я не мог видеть, как ты страдаешь, и понимал, что теряю свою любимую жену.
Эта клиника была последним выходом. Я долго общался с доком перед тем, как ты попала в нее, и был уверен, что он сможет тебе помочь. Я уверен в этом и сейчас, и именно поэтому не забрал тебя. Я желаю тебе только лучшего, милая, ведь я люблю тебя, ты помнишь?
В тот день я пришел, чтобы попытаться переубедить тебя. Не спал всю ночь — сидел, как дурак, составлял нам планы, как будем жить, куда поедем после клиники. Я помню, что ты хотела побывать в Рио, но мы не успели — хотел свозить тебя туда.
Но когда я увидел тебя с ним… Дженн, я могу многое простить тебе, и даже это. Как-то раз ты спросила меня, чего я боюсь больше всего на свете? Так вот, я боюсь увидеть тебя с другим. Ничто не причиняет мне большей боли. Я мог бы смириться и отпустить тебя, если бы ты разлюбила меня, но я не могу — пока что — смириться с тем, что ты меня заменила. К твоему сожалению, я не смогу оставить это как есть и обязан сообщить доку. Просто для твоего же блага. Я действительно хочу, чтобы ты поправилась.
Прости за все. И будь счастлива.
Алекс.
Билл сидит на моей кровати, и по его лицу видно, что настроение у него ни к черту. А я хожу по палате туда-сюда и никак не могу успокоиться.
— Он сдаст нас, да? — спрашиваю я, хотя ответ и так ясен.
— Сдаст, — одним словом отвечает Билл. Какого черта он так спокоен?
— И тебя это не волнует?! — я повышаю голос, хотя злюсь вовсе не на Билла, и он это знает.
Он вздыхает, берет меня за руку и останавливает.
— Не мельтеши, у меня из-за тебя голова кружится. Волнует, ясное дело, но какой смысл психовать? Что сделано, то сделано, он все равно узнал бы.
