Рой встал на цыпочки, чтобы найти Венди. Она что-то жевала, предлагая всем тарелки с едой. Он помахал ей над морем пьяных голов. А потом еще раз, уже обеими руками.
Венди показала ему что-то похожее на мини-хот-дог.
– Голоден? – произнесла она одними губами.
Рой энергично закивал, рассчитывая на то, что Венди подойдет прямо к нему с тарелкой еды.
– Есть шанс, что я хотя бы смогу выбрать песню? – спросил он Пичес и Элизабет, потому что теперь было неясно, кто из них главней.
– Не хочешь петь «Хижину»? – спросила Пичес. Она начинала действовать ему на нервы. – Да ладно тебе.
– Конечно можешь, – перебила ее Элизабет. – Разве не в этом смысл? Или хочешь – вообще не пой.
– А ты поешь? – с любопытством спросил Рой. Элизабет не походила на человека, который поет.
– Дорогой, я принесла тебе кое-что перекусить. Мы споем? – Венди сунула Рою под нос тарелку с отвратительными на вид мясными закусками и кукурузными чипсами, прекрасно зная, что он их не захочет. Муж ее немного раздражал. У него было столько друзей, и он с таким удовольствием флиртовал со школьной медсестрой. Тем временем она целый год работала во Fleurt – или, по крайней мере, делала вид, что работает, – в скучном офисе, в полном одиночестве. В Enjoy! было лучше. Венди даже начала получать удовольствие от работы. Но она все еще не сказала о понижении Рою. Это казалось таким унизительным. Неужели она действительно такой сноб?
– Мы могли бы спеть нашу песню, – сказал он.
Их песня была Candle in the Wind
[51] Элтона Джона. Ни у кого из них не было музыкального слуха. Шай кричала на родителей, когда они пытались петь.
Рой взглянул на Пичес:
– Ты не возражаешь?
Пичес пожала плечами. Она и вправду казалась немного разочарованной.
– Ты не собираешься нас познакомить? – Высокий, похожий на андрогина человек с блестящей загорелой кожей, бритой головой и самыми идеально симметричными бровями, которые Рой когда-либо видел, стоял рядом с Венди, держа в руке стакан с прозрачной жидкостью. – Я мечтал познакомиться с твоим мужем с того самого дня, как миллион лет назад купил книгу под названием «Пурпурный» в книжном магазине.
– Ничего страшного, если вы ее не дочитали. – Рой протянул руку. «Мужчина или женщина?» Впрочем, это не имело значения. Рой был современным человеком. – Это моя самая длинная книга. Никто и никогда ее не дочитывает.
– Прости, прости, – вмешалась Венди, – это Манфред.
Рой пожал Манфреду руку. Не имело значения, мужское это имя или женское. Манфред – это Манфред.
– Так вы из журнала? – догадался он.
– Fleurt, – сказал Манфред. – Мы с Венди были братьями по оружию.
– Манфред помогал мне с работой, когда я не успевала в срок, – беззаботно сказала Венди, быстро взглянув на него.
Манфред послал ей воздушный поцелуй, как бы говоря: «Это не мое дело, что ты будешь говорить своему мужу, я все равно люблю тебя». И Венди послала ему благодарный поцелуй в ответ.
Рой мрачно усмехнулся, глядя на отвратительную тарелку с жирными мясными закусками. Все, чего он действительно сейчас хотел, это вернуться домой к своему ноутбуку.
– Ты, случайно, не знаешь слов песни «Хижина любви», а?
Но новая песня уже началась, и Элизабет взяла микрофон. И это была не «Хижина любви». Музыка была медленной. Элизабет начала постанывать.
– О-о-о-о-о, – пропела она. – Люблю любить тебя, детка… – Элизабет облизнула губы и многозначительно повела бровями в сторону Таппера, который снова спрятался за стойкой бара.
Его лицо порозовело, потом посерело.
– О! – взвизгнула Элизабет.
Таппер пригнулся, делая вид, что ищет что-то под стойкой.
Элизабет продолжала рычать и стонать. Она зажала микрофон в зубах, опустилась на четвереньки и поползла по полу. Толпа расступилась, чтобы освободить для нее место. Было много аплодисментов и улюлюканья. Таппер выпрямился с полной пинтой «Гиннесса» в руке.
– О-о-о-о, – проворковала Элизабет на четвереньках. Похоже, ей нравилось быть в центре внимания.
Таппер залпом выпил свое пиво.
Элизабет осознавала, что перетягивает на себя все внимание. Она напомнила себе, что сегодняшний вечер должен быть посвящен не только ей, но и всему району. Элизабет жестом попросила Пичес сменить музыку.
– Ну что сказа-а-ать? – завопила Пичес в дополнительный микрофон.
Рой с облегчением услышал, что песня «Хижина любви» начинается без него.
Манфред танцевал вокруг Пичес с бубном, а она тем временем стучала по барабанам и пела:
– Клевая маленькая хижина!
Потом к ним присоединился Стюарт Литтл. Он закатал рукава футболки и схватил микрофон, его татуировки в виде мышей в полной мере открылись взору толпы.
– Блеск на матрасе, – пропел он, слишком энергично поводя плечами в сторону школьной медсестры.
Чрезвычайно красивый седовласый джентльмен в накрахмаленной белой рубашке, темных джинсах и дорогих коричневых замшевых мокасинах весело танцевал рядом, сверкая часами Rolex.
Рой взглянул на жену Стюарта. Она сидела в одиночестве на стуле, поедая закуски с тарелки, принесенной Венди, и глядя в свой телефон.
– Габби, еще одна моя подруга с работы, тоже где-то здесь, – крикнула Венди Рою сквозь шум. Она чувствовала себя неловко из-за того, что не сказала мужу о переходе в другой журнал. – В последнее время на работе произошли некоторые изменения в штате, – начала она, но было видно, что муж ее не слышит.
Рой не понимал, зачем Венди вообще пытается поддерживать разговор. В баре было слишком шумно. Кроме того, он выпил слишком много пива.
– Извини, я на минутку, – сказал он и ускользнул.
Грег снял наушники и молча наблюдал из-за двери, как Пичес пела и стучала в барабаны; ее голос немного фальшивил, а дробь слегка отставала от ритма. Его чувствительные уши звенели от вибрации из динамиков. «Хижина любви» была любимой песней Пичес. Слушать, как она поет ее в караоке со Стюартом Литтлом из Blind Mice в баре, полном незнакомцев, было необычно. Она словно демонстрировала всем неудовлетворенность, беспокойство и внутреннюю опустошенность. Пичес выпендривалась, безудержно флиртовала, пытаясь скрыть волнение, и с каждой минутой пела все громче.
Грег думал, что теперь, когда его жена выбрала карьеру и стала больше времени проводить вне дома, подальше от своих недописанных рассказов, сломанных барабанных палочек и списков неоконченных дел, все наладилось. Он думал: что бы это ни было, этот период ее жизни уже в прошлом.