— В церковь нельзя, эти там всё оцепили, — тараторил отец Афанасий, чуть не нарезая круги вокруг меня.
Не стоит доверять им. Эти чокнутые чернолунники, Афанасий с Эвелиной, предприняли попытку меня прикончить. Пусть меня, конечно, в это время дома не было, но сути это не меняло…
Я тряхнул головой. Это не мои мысли, хоть и звучат логично.
Самому мне, как воину, теперь было понятно, что здесь в подворотне была скорее комедийная сцена, чем обрядовое убийство. И приди я на пять минут позже, застал бы Эвелину и Афанасия посреди спора — кому брать нож и колоть злого Одержимого.
Из них обоих убийцы как из Василия любовник. До старости бы решались…
— Он всегда, всегда будет пытаться захватить твой разум, сын мой, — голос Афанасия вырвал меня из размышлений.
— Кто?
— То существо, что сидит в тебе. Имя ему…
— Легион, — прошептал я.
Афанасий вздрогнул и совершенно на автомате осенил себя знамением, очертив рукой круг вокруг лица.
А Одержимый внутри меня эхом расхохотался, и этот зловещий смех как-то нехорошо тронул мою интуицию. Нет, оно понятно, что иметь дьявольскую сущность в глубине души — это плохо, но пока что я поделать с этим ничего не мог.
Тем более, я вроде как взял с него обещание служить…
— Пугает меня то спокойствие, с которым ты говоришь, — покачал головой священник.
— И кто эти твари? Ну, легион этот…
Снова рука старика очертила круг.
— Как идёт по лесу очищающий пожар, и гонит перед собой всё живое, так и Незримая…
— Слушай, Афанасий, — я покачал головой, — Можно без заумных проповедей? Объясни по-человечески.
Меня пронзил недовольный взгляд. Нижняя губа старика подрагивала, но потом упрямо оттопырилась, и он кивнул:
— Ну, хорошо… Что ты знаешь о Незримой?
Я похлопал ладонью по мягкому месту Эвелины:
— Она говорила, что это богиня. Создала мир, и теперь возвращается, чтобы посмотреть, как тут все живут.
— Ну, для деревенского безлуня сойдёт, — хмыкнул Афанасий, потирая знак чернолунников, а потом кашлянул, прочищая горло, — Но всё гораздо сложнее. Страшный Суд уже идёт, и поэтому-то они все здесь.
— Легион?
— Как спокойно ты говоришь о них. Да, — старик кивнул, потом сложил одну ладонь лодочкой, — Представь чашу с водой. Это мир с его обитателями.
Хромой тоже с интересом следил за манипуляциями священника. Видимо, об этом ему ещё не рассказывали.
Афанасий сложил пальцы другой руки клювом, и опустил в лодочку.
— Так Незримая приходит в этот мир. Изгоняет, выдавливает своим присутствием всю нечисть.
Я легко представил, как помещённый в воду объект выталкивает такой же объём, выплёскивает за края. Законы физики мне, как гражданину современной Свободной Федерации, были гораздо понятнее.
А ведь какой талантливый этот священник, умеет же объяснить…
— Но миры — это не чаши. Это как пузыри, притёртые друг к другу. Для богини границы между ними неосязаемы, а вот для нечисти и греха они тверды.
— Короче, Незримая давит их, как тараканов, о стенки…
«Следи за языком, Иной!»
Меня слегка тряхнуло от накатившей ярости Одержимого, а старик тут же повернулся, перехватил мою свободную руку и вложил в ладонь знак чернолунников. Золотая кайма сразу же обожгла кожу, я зашипел от боли, но в этот раз не отдёрнул, потому что внутри стало легче.
— Незримая для них, что яд, — он поглядел мне в глаза.
Боль усиливалась, казалось, ещё чуть-чуть, и пойдёт дымок, запахнет палёной плотью. Но удивительно было другое — Одержимый внутри меня с диким визгом упал на самое дно души, пытаясь спрятаться от страданий.
Вот я не был человеком религиозным, но в такие секунды начинаешь верить. Или искать логическое объяснение происходящему…
Афанасий сам убрал руку, и я посмотрел на ладонь. Остался чёткий красный кружок от золотой каймы.
— Надо будет заиметь такую штуку, — просипел я.
Вместо ответа Афанасий снял с шеи знак, обернул вокруг него тесёмки, а потом вложил мне в карман.
В горле пересохло, ноги слегка подгибались под двойным весом, но я быстро взял себя в руки. Да, присутствие Одержимого внутри нравилось мне всё меньше и меньше.
— А Иные? — спросил я.
— Незримая являет нам свою волю, и воля эта, что волна… — тут священник перехватил мой взгляд, задумчиво поскрёб бороду, — Прости меня, Незримая, но для паствы своей должен подбирать слова понятные. Представь крупную рыбину в пруду, сын мой…
— И?
— Она плывёт и одним своим присутствием вызывает движение всей живности. Кто-то боится её клыков, а кто-то перехватывает шуганную мелочь, а кого-то и просто сносит волной… Я говорю, что Страшный Суд уже начался, и движение Незримой вызывает изменения во всех мирах.
— Ну так Иные-то кто?
— Предвестники… Границы между мирами истончаются, рвутся. Нечистые легионы вторгаются в них, и заставляют миры защищаться. Каждый мир хочет предстать перед Незримой праведным.
— Ох, отец Афанасий, — я потёр лоб, а потом, плюнув на всё, выдал, — Я — Иной!
— Знаю, сын мой, — священник кивнул на удивление спокойно, а вот Хромой охнул, пронзив меня завидующим взглядом.
— Никакая Незримая меня сюда не выгоняла. С орбиты бомбу скинули, и я сжёг себе имплант, пытаясь передать весточку. А оказался здесь…
— Пути Незримой — незримы для нас, простых смертных. Вот скажи мне, Предтеча, ты наверняка воином был в своём мире?
— Ну? — спросил я, пропустив Предтечу мимо ушей.
— Если вдруг появляется захватчик, то какой государь мудрее? Тот, что будет ждать его у себя, или тот, что пошлёт войско в помощь соседу, на которого уже напали?
Я поджал губы. Говорить священнику, что в нашем мире давно остались только два воюющих блока, я не стал, но теперь всё стало более-менее ясно.
Незримая где-то там идёт по мирам, и нехило так шугает всю нечисть. Те в свою очередь продавливают границы между мирами, несутся куда глаза глядят. А миры, которые ещё не затронуло всё это, посылают помощь навстречу, чтобы стать заслоном.
— То, что ты оказался в нашем мире, Предтеча — это не совпадение.
Я кивнул, сам думая о той сволочи, что закинула меня сюда. Просто из рассуждений старика выходило, что это не обязательно богиня Незримая.
Со вздохом я сказал:
— Всё замечательно, но вы-то зачем пытались прибить меня?
Афанасий уставился на свои руки, проверяя, не дрожат ли они.
