Больше ничего особо интересного не было, кроме маленькой заметки в конце. В землях Лунного Рода Перовских что-то случилось: был замечен дым, беглые безлунные говорят об Одержимом Ином, но пока что никаких точных вестей не поступало.
Я задумчиво потёр подбородок… Ключевцы и Славины, вместе со Стражами Душ, вам бы рассказали, что там случилось.
Ох, не нравилась мне эта политика, но кое-что я уже понимал. И, сдаётся мне, государь со своей Царской Гвардией вполне может опоздать на войну, если останется в соседнем крае разбираться, что за распря случилась у Перовских.
Да ещё если и тут, в Межедаре, Вертун вырастет… Навряд ли заговорщики это спланировали, здесь скорее чистое везение. Но этот Рюревский точно никуда не доедет, если ещё и сюда припрётся выяснять правду.
А впрочем, было бы неплохо, если бы он сюда приехал — можно завалиться к Царю в лагерь и заявить о себе. А какие возможности нам даёт статус наследника?
Огромные…
***
Слабый стон Эвелины из соседней комнаты вырвал меня из раздумий. Тут же в нос ударил резкий запах какой-то специи, и я поморщился.
— Так пахнет перечная мазь с псарэсом, — заметил мою реакцию улыбающийся Афанасий.
Он не терял меня из виду и далеко не отходил, прохаживаясь посередине комнаты и одним глазком поглядывая, что там делают его подчинённые.
— Можно объяснить получше, что такое этот псарэс? — спросил я, сворачивая газетку и откидывая в сторону, — Мне не вся информация об этом мире известна, и не о всём спросишь людей. Для некоторых это настолько банально, что я скорее вызову подозрения.
Послушники завертели головами и стали переглядываться, пытаясь уловить суть разговора.
— Ну, про магические камни из Вертунов ты слышал? Эфирус, пирус… — Афанасий небрежно загнул пальцы, — Все они связаны со своей стихией. Воздух, огонь…
— Хомус — земля, нэрус — вода, — с готовностью поддержал беседу один из послушников за столом.
Я кивнул:
— Да, слышал. Ещё слышал, что они же самые дешёвые, и есть камни и подороже.
— Есть, в них и силы большие запрятаны, но и позволить их себе могут одни только Лунные. Но мы не об этих камнях. О тхэлусе слышал?
— Чёрный такой, защищает от оракулов, — кивнул я, показав пальцами, будто у меня обруч на голове.
— Защищает от магии мысли, — поправил меня отец Афанасий, — Считается, что тхэлус иногда выбрасывают Пульсары, это такие невидимые Вертуны.
— Хм-м-м, — я задумался, — А псарэс?
— Это наш камень, серый, — важно ответил старик, — Только чернолунники знают, как его добывать. Это камень стихии духа, — священник постучал по виску.
Я вспомнил серый камешек в обруче у Эвелины на лбу. И тут меня слегка осенило — вашу-то псину, а что у нас относится к магии духа?!
Тончайшая псионика, которую хрен учуешь… Именно это я чувствовал, когда Эвелина насиловала мои эмоции, гоняя гормоны по крови.
— Погоди, эти способности у Эвелины… — пробормотал я, — Она от них сама защищена псарэсом?
— Какие способности? — с неожиданно фальшивым удивлением спросил Афанасий, — Эвелина обычная безлунная.
— Но…
— Обычная безлунная, — повторил старик, — Как и все мы.
Я только двинул уголком рта, изобразив ухмылку. Скорее всего, эти слова предназначались не мне, а для ушей послушников вокруг.
Тут же меня коснулось неприятное чувство, и я машинально отошёл от окна. Этот пронизывающий взгляд оракула, сканирующего округу, я легко узнал…
Кто это? Залётный Страж Душ, или Вячеслав Ключевец?
Священник заметил моё беспокойство, и я махнул головой в сторону улицы:
— Кажется, там Царская Гвардия… Стражи Душ.
Отец Афанасий сразу же попытался выхватить из-за своего ворота символ Чёрной Луны, но потом вспомнил, что отдал его мне. Тут же он поймал за плечо вышедшего из комнаты послушника и бесцеремонно вытянул символ у него.
Уставился на знак, потирая золотистую кайму, и округлил глаза:
— Действительно, магия мысли рядом…
— Ваше святолуние, готовить ли ужин на нового брата? — устало спросил у священника послушник, запихивая обратно свой символ.
Совсем юный, на пару лет точно младше моего Василия. Пострижен налысо, уши смешно оттопырены, и при этом пытается строить ну очень серьёзное выражение лица. Даже сразу захотелось купить ему шоколадку, за то, что серьёзный такой.
Вместо ответа старик склонился к послушнику и что-то прошептал. Я сначала напрягся, но потом расслышал про Вертуна.
У юнца чуть ноги не подкосились, он завертел головой, словно увидел на стенах саму смерть. Священник протянул было руку, чтоб схватить его за плечо, но послушник отпрянул, попятился и свалился на пятую точку, чуть не задев затылком об косяк.
— Не… Нет, — он замотал головой, зажмурившись.
Стали выглядывать и другие младолунники, как их назвал перед этим священник. Я сначала думал, что они все будут красные и довольные от того, что им довелось помассировать Эвелину лечебными мазями. Но все чернолунники выглядели уставшими, будто на них самое малое «угольки» верхом ездили.
А отец Афанасий опустился на колено, грубо схватил паникёра за плечо и крепко встряхнул.
— Смотри! Сюда смотри, младолунник! — он рывком опять вытянул у послушника висящий на шее знак, — Что это?!
— С-символ… эт-то..
— Чей?!
— Чё-чё-чё… — «зачокал» парень, будто пытался заводиться, потом всё же выдал, — Чёрная Луна…
— А за ней кто?!
— Не-не-не… — и новые несколько оборотов, паренёк и вправду старался, — Незримая это!
— Которая что?
— Которая грядёт и несёт с собой справедливость, ибо каждое верное дитя спасено будет. Да не убоимся!
— Не убоимся! — рявкнул Афанасий, — Дальше!
— И несёт с собой милосердие. Ибо каждому позволено будет испросить прощения. Да не убоятся…
Священник выпрямился, а потом рывком поднял послушника. Сунул ему в ладонь символ, сжал его пальцы вокруг, и твёрдо сказал:
— Держи. Читай. И чтоб такого больше не было…
С блеснувшими на глазах слезами младолунник закивал, потом двинулся прочь, в другую комнату:
— Да, да, ваше святолуние. Да не убоимся… — приговаривал он, шаркая по ковру, — Возьмёт в незримые объятия, шёпотом ветра утешит… Не убоимся!
Каждый шаг его был всё твёрже. Сцену наблюдали многие послушники, они все тоже повытаскивали свои обереги, и гурьбой уползли в другую комнату вслед за своим братом. Именно что уползли, потому что парни покачивались и еле переставляли ноги.
