Такое продвижение, конечно, заняло гораздо больше времени, чем стремительное отступление батальона ночью. Ну, тогда монстры гнались по пятам, а теперь же каждые несколько часов следовал привал.
В общем, на дорогу, где мы должны были повстречаться с Гвардией самого царя, мы выбрались только к позднему вечеру. Загорелись в чистом поле костры, и лагерь зажил своей жизнью, распределяя обязанности. Кто-то заступал в новые дозоры, кто-то в ночное дежурство, а кто-то начинал кашеварить…
Наконец-то мне удалось встретиться с отцом Афанасием и с Эвелиной, вот только поговорить не совсем удалось. Девушка выглядела ещё вполне бодрой, а вот старик просто свалился у костра, захрапев мертвецким сном. Даже ужинать не стал.
Хромой плюхнулся рядом, прислонившись к мягкому боку Афанасия, и тоже отключился.
— Они сегодня целый день исповедовали, — пояснила Эвелина, присев рядом, — Очень много солдат решили покаяться.
Чернолунница была в рясе, скрыв все свои прелести, и даже привычного уже потока едва ощутимой магии не ощущалось. Это всё, видимо, чтоб не смущать солдат.
Я усмехнулся:
— Работнички…
Хромой, судя по всему, помогал священнику, таская его скромный инструментарий. В одной руке у пацана была связанная из какой-то хворостины палка с самодельным крашеным символом Чёрной Луны на конце, в другой кисточка из размочаленной ветки. Рядом он свалил ещё какие-то приспособления, собранные, видимо, из солдатской утвари, и в некоторых ещё теплились дымящиеся угли.
— А ты? — спросил я Эвелину, видя, что та пока спать не ложится.
— Я больше по кухне, не устала особо, — она смутилась, — Мы же Избранницы, наше дело не паству ставить на путь истинный, а ждать его…
Она коснулась «знамения» на груди под рясой и посмотрела в небо. Там из-за горизонта выглядывала Жёлтая Луна, высоко в небе висела Синяя. И Красная, и Белая сейчас находились где-то с другой стороны планеты, вместе с Пробоиной.
— Китринос и Галадзи смотрят за нами, — сказала Эвелина, глядя на жёлтое и синее ночные светила.
— Святые Привратники? — спросил я.
Она кивнула, а я вспомнил своё сновидение с Одержимым. О школе Привратников, о Восточной Пустыне…
Но задал я другой вопрос:
— Так, Эвелина. Как избавиться от него?
Я показал пальцем на себя, и чернолунница сразу всё поняла. Она долго молчала, явно над чем-то раздумывая.
— Стражи Душ обучены убивать их внутри, — наконец сказала она, — И то, у оракула это не всегда получается, и тогда он сам становится жертвой. Кстати, Стражи Душ не делают разницы между Иным и Одержимым, для них вы все… кхм… зло.
— Ну, это я уже понял. А что становится с тем, в ком убили Одержимого? — с лёгкой тревогой спросил я.
Эвелина вздохнула:
— В лучшем случае он просто лишается магической силы. Становится Пустым, да ещё и сумасшедшим. Стражи Душ работают грубо, обрубая источники силы…
Я вспоминал, как оракулы пытались атаковать меня, когда я был внутри их разума. Наверное, проникая при проверке в чужую душу, Стражи не особо различают, где там Иной, а где хозяин тела.
— А в худшем случае что? Смерть?
Эвелина кивнула, и добавила:
— Кстати, обычные маги стихий тоже предпочитают просто убивать носителя, пока Одержимый не обрёл много силы.
Под носителем она, ясное дело, подразумевала физическое тело.
Где-то внутри меня раздался довольный смех.
«Мы с тобой навсегда вместе, Иной!»
Я тронул символ Чёрной Луны под курткой, желая, чтобы внутренний весельчак заткнулся. И тут меня осенило:
— А чернолунники? Они как изгоняют?
Эвелина вздрогнула:
— А кто тебе сказал, что мы умеем изгонять Одержимых?
Слишком уж она испугалась, и я понял — за этим что-то стоит. Ну да, если вспомнить ту хрень, что они пытались сотворить надо мной в подворотне.
Чтение молитв, занесённые кинжалы… Не очень-то похоже было на изгнание, скорее на физическое устранение.
— Может, вот этим символом можно? — я показал себе на грудь.
— Нет, он только причиняет боль Одержимому. Если перестараться, носитель тоже погибнет, но это если он слабый.
Я долго и выжидательно смотрел на Эвелину, догадываясь, что она что-то знает, но рассказывать не хочет.
— Эвелина, — протянул я, — Мне отец Афанасий обещал, что поможет.
Та нехотя буркнула:
— Шлёпни меня Незримая, ну, вот у него бы и спрашивал, — и тут же она выдала, — А как тебя по-другому было заставить с нами пойти?
— Да вас прибить мало, псы вы толчковые!
Эвелина виновато замолчала, потом упрямо вздёрнула подбородок, хотела что-то сказать, но опять поникла.
— Ваш этот способ, — продолжал я, пытаясь выпытать, — Разум носителя сохранится?
Избранница нервно потёрла шею:
— Если только… ну… пойми…
— Эвели-и-и-ина.
— Да, — обречённо выдохнула она, — Да, храни тебя Незримая. И даже магическая сила сохранится. Но ты можешь погибнуть!
Я едва не хлопнул себя по лбу, обалдевая от женской логики:
— То, есть, по-твоему, другие способы лучше подходят?!
— Ты не понимаешь, — она покачала головой, — Живым и целым останется только носитель.
Глава 21. Малиновый
Отец Афанасий разбудил меня незадолго до рассвета. Лагерь ещё мирно посапывал под убаюкивающую болтовню дежурных где-то неподалёку, но я встревоженно вскинулся, едва моего плеча коснулась рука.
Священник прижал палец к губам, потом прошептал:
— Эвелина сказала, тебе нужна помощь. Нужно поговорить.
Угли в нашем костерке едва теплились, пуская в едва светлеющее небо сизый дымок. Значит, совсем скоро побудка.
Избранница спала, свернувшись калачиком у моего рюкзака, и рядом, прижавшись к ней спиной, дрых Хромой.
Протирая глаза, я сел и на всякий случай настроил чувствительность псионики на максимум. Это позволяло отследить, есть ли хоть малейший интерес к нашим персонам от какого-нибудь наблюдателя.
Пока я слушал округу, священник внимательно смотрел на меня, и даже тронул мои волосы. Тут же моя псионика чуть покачнулась под чужим напором, и я ощутил, что старик пытается осмотреть мои энерго-потоки.
И делал он это крайне скованно и неумело. У меня было, с чем сравнивать, ведь оценка противника для боевого псионика всегда была задачей номер один.
Священник прощупывал меня короткими тычками, словно погружая щуп, а потом на пару мгновений задумывался над тем, какие данные он получил. Снимал, так сказать, показания, если вообще снимал.
