Ее бледная кожа стала почти прозрачной, веснушки посерели, под глазами залегли два темных круга, на щеках проступила мелкая сосудистая сетка, а губы приобрели синеватый оттенок. Мирам пришлось очень постараться, чтобы внучка очнулась.
— Он бы просто потянул тебя за собой, ты это понимаешь?! — все не могла успокоиться ведьма. — Да не каждый опытный ведун возьмется за такое, а тут ты, соплячка, тьфу! — в сердцах воскликнула Мирам. Однако, как бы зла ведьма ни была, руки ее при этом умело порхали над заварочным чайником, готовя для девочки специальный травяной сбор для скорейшего восстановления сил. Исха молчала. Сказать было нечего, да и слабость была такая, что даже пошевелить языком казалось невыполнимой задачей. Но внутри она ликовала: получилось! Да, они оба чуть не предстали пред очами Ясногорящего, но ведь она смогла. Теперь Исха точно знала, что она — настоящая ведьма. И хотя она уже не могла бороться с подступившим к ней сном, который налил ее веки свинцовой тяжестью, уголки губ то и дело чуть подергивались в верх.
***
Сначала ничего не происходило, обычный человек ничего бы и не почувствовал. Но несколько вдохов спустя тишину вечернего леса нарушило шуршание. Звуки исходили сразу ото всюду. Вокруг молодой ведьмы вылезали белые цветы и клонили свои головы в ее сторону, будто она была их солнцем. Исха повернула голову на бок и открыла глаза. Вся земля в пределах видимости покрылась белым цветочным ковром. А вместо усталости, как это всегда бывало после ворожбы, она чувствовала себя до краев наполненной чем-то теплым. Девушка, не пряча блаженной улыбки, повернула голову в сторону леса. Ведьма заметила, что из-за мелких кустарников за ней внимательно наблюдает пара янтарных глаз.
— Иди ко мне, — повинуясь внезапному порыву, тихо позвала ведьма.
В тот же миг на поляну медленно и осторожно вышел крупный серебристо-серый волк. Шерсть его блестела, отражая лунный свет. Он пригнул голову к земле, принюхиваясь к человеку.
— Не бойся, — не меняя положения тела, протянула она к нему ладонь, хотя в пору было самой быть в ужасе. Он не проявлял злости, только интерес. Волк бесшумно приблизился к Исхе и обнюхал ее руку. Ведьма не шевелилась, даже затаила дыхание. Тогда зверь легко боднул ее ладонь. Она тихо рассмеялась и осторожно запустила пальцы в его густую теплую шерсть на голове. Тот прикрыл глаза и опустился рядом с ней, почти касаясь ее своим теплым шерстяным боком. Тогда Исха совсем осмелела и обвила его обеими руками. Тот даже не двинулся, только глубоко прерывисто вздохнул, как человек. В нос ей ударил резкий запах дикого зверя, но сейчас он не был ей неприятен. А скорее наоборот: успокаивал, уносил куда-то далеко, в сказки про оборотней и заморских принцесс, которые рассказывала Мирам, когда Исха была совсем маленькой. Вдруг она что-то нащупала в его густой шерсти. На шею животного был повязан кожаный шнурок, на котором висел пропавший аметист, формой и размером так напоминавший куриное сердце.
— Но как?.. — поразилась девушка. — Как он у тебя оказался? Бабушка отдала его тебе, чтобы ты сам мне его передал, да?
Волк понимающе на нее покосился. Все еще не веря в происходящее, она сняла амулет со зверя. Камень был теплый и немного мерцал, то ли отражая лунный свет, то ли сам его излучая. Странно, но сейчас он был тяжелее, чем казался раньше.
Мы теряем близких, и это никак не отменить. Но они продолжают жить в наших сердцах и воспоминаниях. Они все еще продолжают влиять на наши мысли и поступки, даже находясь где-то далеко. Вопреки расхожей фразе время не лечит. По крайней мере, никогда полностью. Но боль постепенно притупляется, становясь сначала не такой ослепляющей, а потом мы просто миримся с тем, что она есть, и учимся жить дальше.
— Спасибо тебе, — прошептала Исха в самое волчье ухо и не заметила, как погрузилась в глубокий сон.
Глава 3
В комнате стоял полумрак. Большое наглухо закрытое ставнями окно не позволяло проникнуть внутрь ни одному лучику света. Широкая деревянная кровать с пышной периной, искусно украшенная диковинной резьбой, занимала почти все место в опочивальне и освещалась одной масляной лампой. Исха лишь заглянула внутрь, слегка приоткрыв дверь. Даже при столь тусклом освещении ведьме бросилось в глаза лицо откинувшейся на высокие подушки женщины. Хотя женщиной ее можно было назвать с натяжкой: она едва вышла из того возраста, в котором играют в куклы. Лежавшая тихо застонала и прошептала:
— Опять начинается…
В следующий момент ее лицо исказила гримаса боли, а на влажном лбу проступили новые капли пота. Ее светлые волосы уже давно растрепались из косы и беспорядочными прядями облепили шею, виски и впавшие от изнеможения щеки.
Исха увидела достаточно и тихо прикрыла дверь, оставшись наедине с хозяином дома, который возвышался над миниатюрной ведуньей по крайней мере на три головы и в несколько раз был шире в плечах. Ей даже пришлось задрать голову, чтобы видеть его глаза.
— Спаси мою Сэю! — горячо зашептал молодой мужчина. — Ничего не пожалею, проси, что хочешь! — он смотрел на нее взглядом побитой собаки. — Дитенка… другого сделаем, главное — она.
Кажется, он решил твердо, хотя его боль в глазах была такая густая, что ее можно было толстым слоем намазывать на хлеб. Исха невольно отвела взгляд и медленно кивнула. Сделав глубокий вдох, настраиваясь, она распахнула дверь и решительным шагом вошла в комнату. В нос ударил резкий запах пота.
В полутьме Исха чуть не сбила стул. Рядом с кроватью сидела настолько древняя повитуха, что, казалось, смерть просто случайно позабыла о ней и оставила жить на этом свете на несколько лишних десятков зим.
— Как давно все началось? — обратилась Исха к ней, одновременно начав ощупывать огромный живот роженицы. Он, казалось, был больше, чем эта хрупкая и вся какая-то тонкая, почти прозрачная, молодая женщина.
— С прошлыми петухами, — невнятно прошамкала беззубым ртом старуха.
Ведьма снова невольно поджала губы. Новый рассвет уже давно наступил и время близилось к полудню.
— Слишком долго, — прошептала Исха себе под нос, вспоминая, как перед разговором с молодым хозяином у ворот ее встретила его мать, статная во всех смыслах этого слова женщина, и сунула в руку пять золотых куниц* [золотых монет], сумму уж очень значительную.
— Главное — наследник! Спаси моего внука, неважно, что будет с ней, — она кивнула в сторону дома. Видно было, что женщина привыкла отдавать приказания и не терпела возражений. Впрочем, возражать ведьма и не собиралась, как, впрочем, и пытаться разобраться в этих сложных семейных взаимоотношениях. Она лишь хотела помочь маленькой женщине и ее еще не родившемуся малышу. Если это возможно.
— Сэя, ты слышишь меня? — повысила голос Исха, видя, что та дремлет в перерывах между накатывающими болями. Она с трудом разлепила веки, в складках которых блестела влага. — Твой ребенок еще жив, но это ненадолго, — у ведьмы не было времени подсластить пилюлю правды, потому что она чувствовала: та искорка жизни, что еще теплилась во чреве, вот-вот угаснет. — Он слишком велик для тебя.
