В эпоху золотого стандарта, закат которой начался в период Первой мировой войны и закончился Великой депрессией 1930-х, различные страны делали свои национальные валюты эквивалентом определенного количества золота. Например, американский доллар всегда можно было обменять у правительства США за фиксированное количество золота. И американцы, и иностранцы могли обменять свои доллары на золото. Следовательно, любой иностранный инвестор, вкладывающий деньги в американскую экономику, заранее знал, на что он может рассчитывать, если его инвестиции сработают удачно. Несомненно, это связано с тем огромным объемом капитала, который хлынул в США из Европы и помог превратить Америку в ведущую промышленную страну мира.
Другие страны, которые «привязали» свою валюту к золоту, тоже превратили свою экономику в более безопасное место для инвесторов — как отечественных, так и зарубежных. Более того, их валюты автоматически фиксировались относительно доллара и других валют тех стран, где применялся золотой стандарт. Как заметил лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Манделл, «валюты были просто названиями определенных масс золота». В ту эпоху прославленный финансист Джон Пирпонт Морган мог сказать, что «деньги — это золото и ничего более». Такая модель снижала риски покупок, продаж и инвестиций в страны, применявшие золотой стандарт, поскольку операциям с другими странами не угрожали колебания обменного курса.
Конец золотого стандарта привел к различным попыткам стабилизировать международные валюты по отношению друг к другу. Например, некоторые страны сделали свои валюты эквивалентом определенного количества долларов. Различные европейские страны, объединившись, используют собственную международную валюту евро, а еще одну стабильную валюту, японскую иену, широко применяют в транзакциях между разными странами.
На другом полюсе находятся некоторые страны Южной Америки, где стоимость валюты резко колеблется, а годовые темпы инфляции достигают двухзначных и даже трехзначных величин. Эти денежные колебания отражаются на таких реальных вещах, как объемы производства и занятость, поскольку трудно планировать и инвестировать в условиях неизвестности, сколько будут стоить деньги, — даже если инвестиции окажутся успешными. Экономические проблемы Аргентины и Бразилии особенно поражают на фоне того, что обе страны изобилуют природными ресурсами и при этом избежали катастрофических войн, от которых в XX веке пострадали многие государства на других континентах.
После распространения электронных переводов реакция на изменение надежности национальной валюты может оказаться практически мгновенной. Любое правительство, склоняющееся к инфляции, знает, что деньги из их экономики способны исчезнуть в один миг. Дисциплина, которую налагает такая система, отличается от той, к которой некогда обязывал золотой стандарт, а вот настолько же она эффективна или нет, будет известно только тогда, когда будущие экономические проблемы подвергнут международную валютную систему настоящему испытанию.
Как и в других областях экономики, необходимо остерегаться чрезмерно эмоциональных выражений, которые скорее запутывают, чем проясняют. Среди терминов, активно применяющихся в дискуссиях об относительной стоимости различных национальных валют, есть слова «сильный» и «слабый». Когда в странах Евросоюза впервые появился евро, его стоимость упала с 1,18 до 0,83 доллара, и тогда говорили, что он «слабеет» относительно доллара. Затем, в начале 2003 года, стоимость евро подросла до 1,16 доллара, и стали говорить о его «усилении», или «укреплении». Если мы понимаем, что означают (и чего не означают) слова, то они звучат вполне безобидно, однако могут вводить в заблуждение, если принимать все их оттенки за чистую монету.
Выражение «сильная валюта» вовсе не говорит о том, что применяющая ее экономика обязательно будет лучше. Иногда оно означает противоположное. Сильная валюта подразумевает, что цены экспорта из стран, которые ее используют, выросли для людей в других странах. Ряд европейских корпораций назвал увеличение стоимости евро в 2003 году причиной сокращения экспорта в США, ведь в долларах цена их продукции выросла, а американцы стали меньше ее покупать. Между тем ослабление британского фунта привело к противоположным последствиям. Журнал BusinessWeek сообщал:
Британские производители в стесненном положении любят падающий фунт. Именно поэтому они радостно приветствовали снижение его курса по отношению к евро на 11% за последний год. Ослабление фунта относительно евро делает британские товары более конкурентоспособными на континенте, который сейчас является крупнейшим экспортным рынком для Великобритании. Одновременно это увеличивает прибыль корпораций, когда заработки в еврозоне конвертируются в фунты.
Хотя «сильная» валюта — это не всегда хорошо, это и не всегда плохо. Предприятия из стран, использующих евро, которые берут кредиты у американцев, обнаруживают, что бремя долга становится меньше, поэтому его легче выплачивать, ведь для выплаты фиксированной суммы в долларах требуется меньше евро. Когда норвежская крона выросла в цене относительно шведской кроны, живущие неподалеку от границы норвежцы приезжали в Швецию и экономили 40%, покупая продукты здесь. В общем, суть в том, что такие слова, как «сильная» и «слабая», применительно к валютам сами по себе очень мало говорят об экономических реалиях, и тут нельзя полагаться на их эмоциональные коннотации, а нужно рассматривать непосредственно реалии.
Следует также отметить, что конкретная валюта может одновременно и расти, и падать. Например, за период с декабря 2008 года по апрель 2009 года американский доллар вырос по отношению к шведской кроне и швейцарскому франку, но упал по отношению к британскому фунту стерлингов и австралийскому доллару.
Глава 23. Неравномерное распределение богатства между странами
Повсюду в мире наблюдается серьезное неравенство в доходах и богатстве. Это вызывает раздражение у большинства из нас. Мало кого не трогает контраст между роскошью, которой наслаждаются одни люди, и ужасающей бедностью, от которой страдают другие.
Милтон и Роза Фридман, экономисты
Изучение международной экономической деятельности неизбежно сталкивается с фактом огромного различия между доходами и богатством разных стран. Например, в начале XIX века в четырех балканских странах средний доход на душу населения составлял всего четверть от аналогичного показателя в промышленных странах Западной Европы. Спустя два столетия экономические различия такого же масштаба все еще наблюдались между странами Западной Европы и государствами Балкан и Восточной Европы. ВВП Албании, Молдавии, Украины и Косова в пересчете на душу населения был в четыре с лишним раза меньше аналогичного показателя в Нидерландах, Швейцарии или Дании — и в пять с лишним меньше, чем в Норвегии.
Подобные диспропорции наблюдаются и в Азии, где ВВП на душу населения в Китае составляет менее четверти от такого же показателя в Японии, а в Индии едва достигает 10% японского. ВВП на душу населения в странах Черной Африки (расположенных южнее Сахары) не дотягивает и до 10% ВВП на душу населения в странах зоны евро.
