Сарвилл слегка помешкал и направил указательный палец на костер — маленький еле заметный синий огонек отделился от пламени и быстро полетел в сторону странника, облетая переваливающиеся ноги попавшегося на пути барда, запрыгнул на стол и потух.
— Ты потерял концентрацию. В момент заклинания нужно думать только о заклинании, медведь, — спокойным учительским тоном произнесла волшебница. — Когда твоя жизнь будет в опасности, единственное, что может спасти тебя — это отстраненность от мыслей о смерти.
— Мне нужно попривыкнуть. — Странник растер онемевшие руки.
Барды продолжали петь, гномы за соседним столом не уставали выражаться и все время пытаться по-дружески врезать друг другу, а где-то на другом конце зала в стену уже полетели глиняные кружки и кувшины. Медведь в ожидании ужина упивался пивом, но не совсем касандрийским. Когда он отвлекался на окружающих, Ноэми заклинанием разбавляла его пиво водой, потому что так она точно могла быть уверена, что он сам дойдет до постели. И в очередной раз, когда кто-то из гостей пнул кота и на этой почве разгорелся конфликт, странник, внимательно наблюдавший за этим, вновь не заметил, как его кружка из наполовину пустой сделалась полной.
— Сарвилл, — начала Ноэми и кивком поблагодарила жену корчмаря за принесенное ей пиво, — ты постоянно о чем-то думаешь, это бросается в глаза при одном твоем виде.
— Ты права, — задумчиво отозвался он и сосредоточился на центре стола. — Мне не дают покоя мысли о моих родных. А еще этот тип, которого ты пыталась утопить сегодня днем... Он сказал, что в Дастгарде за мою голову назначена награда.
Чародейка не удивилась этой новости, а даже будто огорчилась тому, что печальные вести донеслись до получателя, и нарочито беззаботно поправила манжеты на своих темно-синих рукавах.
— Знаешь, тебе нужно привыкнуть к тому, что любой прохожий может захотеть убить тебя. Но раз уж до сих пор этого не случилось, значит это не так просто, как кажется. А по поводу твоих близких, — Ноэми на секунду осеклась, — тебе нужно забыть о них.
Душная и запотелая корчма тут же наполнилась холодом, а воздух под рубашкой странника зарезал тысячами невидимых острых льдинок. Волшебница и не думала останавливаться и в сочувствии опускать глаза.
— Я понимаю, что это тяжело, но забыв о матери с сестрой, ты огородишь их от многих опасностей. По крайней мере… они останутся живы.
Глаза Сарвилла сделались мутными, от количества выпитого его развезло, а движения рук и других частей тела смазались и стали резкими, но не уверенными.
— Ты думаешь, уже сейчас король не взял их под стражу? Не убил их? Я закипаю от ярости, только представив, что они могут оказаться в лапах этого тирана.
Чародейка накрыла своей ладонью руку спутника.
— Тс, — она осекла его предвещавший долгую дискуссию язык. — Сам подумай, король наверняка просто наблюдает за твоими родными. Ему не нужны они. Ему нужен ты. — голос волшебницы звучал убедительно. — Не смотря на все свои отрицательные качества, Рогар не глупец и понимает, что ему никогда тебя не настигнуть, если ничто не будет обязывать постылого странника вернуться в столицу. Дордонийский король тактик. А что может быть опаснее голодного зверя? Только терпеливый голодный зверь.
В заведении от духоты стало нечем дышать, Сарвилл снял плащ и положил его на край стола.
— Хорошо, допустим, что король действительно решил устроить мне ловушку, но как долго он будет придерживаться выжидательной тактики? Месяц? Два? Год? Рогар, как ты уже сказала, не глупец, и как только он поймет, что план не работает — пиши пропало. Их затравят в королевской темнице…
— Сарвилл, на твоем пути смерть неизбежна. Смерть родных, друзей, врагов. Я не буду обнадеживать тебя и говорить, что все будет хорошо. Не будет. Весь твой путь обречен состоять из потерь. Но я хочу, чтобы ты понял одну простую истину — сейчас ты жертва, Рогар — охотник, но рано или поздно охотник сам становится жертвой, и ему приходится примерить на себя шкуру страха и страданий. Если можешь что-то изменить — измени, если нет — сожми волю в кулак и двигайся дальше.
Корчма в один миг заполнилась галдежом и обрывками ничего не значащих фраз.
— Да, это как никак диэйлейрийский клинок! — вскрикнул гном с коротко подстриженной бородой и облокотился на край стола путников, влезая в разговор и ясно давая понять, что манерам в Городе Гор учат в последнюю очередь. Ноэми отреагировала злым блеском своих васильковых глаз.
— Верно… — ответил Сарвилл с явным желанием обсудить свой новый клинок, да и перспектива поговорить о кузнечном деле с гномом его радовала. Беседа обещала быть интересной.
— Гровин. Меня зовут Гровин Баггз, — гном икнул где-то посередине, произнося свое второе имя.
Сарвилл оценил Баггза беглым взглядом с головы до ног. На счастье много времени на это не ушло — гномы не славились своей сдержанностью, когда кто-то надолго заострял на них свое внимание. Два раза Гровин Баггз довел это дело до драки, о чем свидетельствовали несколько глубоких шрамов у его левого виска, сделанных тупым предметом, скорее всего в целях самообороны — видимо первым, что попалось под руку неосторожному зеваке. Низкорослик был одет в темно-серую стеганку, усыпанную заклепками и неоднократно облитую сегодня до груди коронным в этих местах касандрийским пивом. С плеч гнома свисала дубленая шкура белого медведя. На левом бедре у него красовался маленький охотничий топор с красивым набалдашником в виде голой женщины-гнома, исполняющей какой-то танец.
— Сарвилл Кхолд. А это Ноэми. — соблюдая приличия знакомства, представился медведь и в коротком движении указал на спутницу.
— Кхолд значится? Южанин, стало быть. Местный! А подруга сиротой уродилась, раз без второго имени путешествует? — Гном снова икнул и посмотрел на собеседников мутными от алкоголя зенками.
Чародейка глубоким вдохом сдержалась от того, чтобы не оставить нелюдю на память третий шрам, уже, с другой стороны. «Хоть бы для симметрии», — зло подумала она.
— Мы не южане, а такие же северяне, как и вы, — странник прищурил глаза, словно оскорбили его достоинство.
— Ну да, конечно! Вам просто чуточку теплее зимовать и не нужно укутываться в звериные шкуры по осени.
Гномы за соседним столом зашумели, и один из них кинул в Баггза глиняную кружку, которая свистнула над его головой и разбилась вдребезги, рассыпавшись на пол и оставив на стене большое сырое пятно.
— Прошу простить, не мое это дело. Вам виднее, — успокоил Гровин Баггз собеседников, почувствовав, что язык бежит быстрее мыслей и перешел к делу. — Мы с друзьями бродим по миру и ищем редкие реликвии — артефакты, стало быть. Добываем их и продаем. Этим, собственно, и живем. Глаз у меня на всякие древности наметан и диэйлейрийскую рукоять, которая у вас из ножен на спине так и светится, я не заметить не мог и по этому поводу готов предложить любую цену за столь редкий в этих краях, но замечу, не на всем материке, меч.
