— Если на этом все, ты можешь убираться из моей головы, жрец. Я выслушал тебя. Этого ты просил. Теперь прощай.
— Не сразу. Есть еще кое-что. Я знаю, что сейчас я тычу пальцем в небо, пытаясь всеми доводами убедить тебя не служить магистру, но если один из них попадет в цель… Ну, хорошо. Лиана жива, Сарвилл.
Сначала пустота была спокойна и безмятежна, но после этих слов, казалось, абсолютное ничто взволновалось, задрожало и похолодело.
— Что ты сказал?
— Принцесса Лиана жива. Ты видел смерть иллюзии Ронара Инстада, странствующего циркача. Не более того.
Бездна помутнела, помедлила с ответом и застыла. Голос жреца продолжал:
— Не хочешь пойти против жреца ради Творса, тогда пойди ради принцессы. Без своих способностей она легкая добыча для любого разбойника на дороге.
— Я не верю тебе! Проваливай из моей головы! — гремел голос Сарвилла, которому было невыносимо вспоминать об убитой чародейке.
Странник метался по пустоте в надежде встретить хоть что-нибудь на своем пути, чтобы выместить на этом всю свою злобу и скорбь. Когда силы закончились, он хриплым голосом спросил:
— Но как? Ведь я был там. Почему я не понял, что это иллюзия? Ведь я же говорил с ними!
— Ты уверен? Или их мыслями говорила королевская чародейка?
Снова наступило молчание.
— Иллайа? Седрик? — с надеждой в голосе произнес медведь.
— Они живы.
Вся пустота выдохнула ничем.
— Магия опасна, — продолжил жрец. — И если она когда-нибудь исчезнет, — это пойдет лишь на пользу миру. Но каким образом ее не станет, — решать тебе. Сейчас ты можешь выбрать. Я лишь прошу не торопиться.
Странник тяжело дышал от эмоций, наполняющих его грудь.
— Под кроватью есть для тебя подарок, Сарвилл. А теперь прощай, — произнес жрец, и голос затих.
***
Занятия магией продолжались еще долго. Сарвилл развивал свои способности, а после уроков размышлял о том, как правильно поступить.
Узнав новые подробности, все вновь перевернулось в его голове. Теперь он знал наверняка, что любит Ноэми. Любит Лиану. Любит Иллайю и Седрика, но всем сердцем ненавидит только короля Дордонии, который заставил его думать о смерти близких и убил его родных.
Под кроватью он нашел меч, подаренный ему когда-то дриадами, и теперь тренировался с ним в свободное время, все же держа в голове мысль, что уничтожит магию и тогда придется мстить королю голыми руками. Другой раз он отбрасывал Зойу и играл с огнем, совершенствуя свои способности, на время решив, наоборот, оставить магию существовать и использовать ее для мести.
Медведь фантазировал, что будет делать дальше, если решит освободиться и уйти. Броситься на поиски Лианы и друзей или отправиться искать Ноэми? В конце концов он решил отдаться на волю судьбы и сначала выбраться из заточения.
День, а может, ночь, или, быть может, вечер, начинался в большом зале, увешанном различными картинами, заставленным высокими канделябрами и письменными столами, где во главе четырех жрецов стоял магистр в ожидании своего ученика.
— Ты опоздал, — приглушенным низким голосом сказал он. — Я был уверен, что после стольких занятий ты избавился от самой мерзкой и низменной привычки.
Сарвилл снял капюшон. Из-за спины странника сверкнуло миниатюрное солнце.
— Где ты взял меч? — уже другим голосом произнес властелин башни.
— Что ты имеешь против того, чтобы я носил оружие, щедро отданное мне в дар дриадами?
Жрецы за спиной Магистра Стихий стояли неподвижно. Хоть Сарвилл и не видел лица мага, но знал, что тот растерян.
— Оружие не понадобится тебе в стенах этой башни, медведь. Здесь тебе не грозит опасность. Мы уже говорили об этом.
— И я тебе поверил. Но я поменял свое решение. Сегодня я уйду отсюда.
— Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя?
— Тогда придется драться.
— Не вынуждай меня, медведь, вновь браться за магию. Я столько сил вложил в твои способности за это время не для того, чтобы убить тебя, глупец. Опомнись! Осознай, что ты хочешь сделать сейчас!
— Я осознал, — холодно ответил ученик.
— Неужели все то, что я рассказал, не остановит тебя от дурных поступков? Неужели один из нас должен умереть во имя магии?
— Не в том дело, магистр. Не в том. Если ты хотел оставить меня здесь до тех самых пор, пока магия не канет в Бурлящую бездну, то мог бы открыть всю правду. Да и тогда не точно, что я бы решил остаться здесь. Я имею право думать о себе, а не о благе Неймерии. Все то отчаяние, с каким я презирал волшбу, пропало. Пропало, как только я узнал, что все те люди, в чьих смертях я винил магию, живы. И о чем ты так благополучно умолчал.
Магистр помедлил.
— И что теперь? Сейчас ты действительно считаешь, что, раз однажды кому-то удалось выжить, теперь они навеки защищены от смертельных чар? Ты глуп и наивен, если смеешь так считать, — слова магистра громыхали самым грозным голосом.
— По крайней мере, это мое решение. Не навязанное ни тобой, ни кем-либо еще. А сейчас выпусти меня, и я сохраню тебе жизнь.
Но магистр не пошевелился.
Тогда странник медленно потянул меч из-за спины. Властелин башни высунул из рукавов старые длинные морщинистые пальцы.
— Сейчас биться придется насмерть, учитель. Варианта, который устроил бы нас обоих, не осталось.
Тогда маг снова ничего не ответил, но к его шершавыми ладоням одна за другой принялись тянуться песчинки. Из стен, пола, потолка. Песчинки просыпались сквозь сухое дерево, выбирались из щелей прямо с улицы и сыпались с потолка, словно снаружи случилось сильнейшее землетрясение, способное разрушить башню, но сперва проверяющее ее на прочность. Частицы в одно мгновение превратились в камень. Но магистр медлил и не бросал его в противника.
— Не заставляй меня, медведь, собственноручно убивать то, чему я больше всего желаю жизни.
Сарвилл медленно закрыл глаза, подтверждая тем самым какое-то свое решение, и открыл их так же резко, как его свободная рука вылетела вперед и направила ладонь перед собой. Три жреца, стоящие за спиной у Магистра Стихий, вспыхнули, словно сухие листья, и во мгновение ока превратились в пепел. Стоять оставался лишь жрец в красной мантии, огонь на котором потух, не оставив и следа пламени.
— Что ты наделал! — взвыл хранитель башни голосом, которым никогда не говорил прежде.
Но Сарвилл не стал слушать, о чем кричит маг, желая не тратить драгоценное время. С мечом наперевес он бросился за спину магистру, увернувшись от брошенного в него наколдованного камня, подбежал к жрецу в красной мантии, что приходил к нему во сне, и проткнул того насквозь. Жрец не сопротивлялся. Он упал на колени, склонил голову и дождался, когда лезвие меча странника вынырнет у него из живота и коснётся шеи — голова, укутанная в капюшон, скатилась к ногам магистра. Властелин башни попытался что-то выкрикнуть, но Сарвилл уже наступал, не позволяя тому молвить и слова.
