— Ты как? — спросила она, оглядевшись вокруг и словно задумав что-то. — Здоров? Невредим?
— Немного спать хочется, но в целом…
Снуфф не успел договорить фразу, как его вместе с сундуком подняло в воздух и понесло прямо в окно.
Выбив ставни, ларь вылетел наружу, а упав на землю, треснул, пустив по сторонам брызги из щепок.
— Никуда не уходи! — крикнула чародейка из окна и побежала вниз.
По пути Ноэми схватила вещи из своей комнаты. Спустившись по лестнице, она вдруг осознала, что шум почти прекратился, а скорее даже переменился на многочисленные стоны, ругательства, сетования, жалобы и нравоучения.
Подбежав к выходу, она сделала то, что больше всего боялась делать весь этот вечер. Сама не зная почему, но она обернулась. Тут и там на полу, облокотившись кто на что мог, сидели северяне. Кто растирал свежий синяк, кто зажимал кровавую рану, кто держался за голову, а некоторые, еще не успев отдышаться, пробовали мед прямо из кувшинов, довольно улыбаясь состоявшейся драке и возможности выплеснуть эмоции. В стороне, у опрокинутого стола, где старый охотник рассказывал свою историю, лежали три тела. Застывшие глаза рыцаря смотрели прямо на Ноэми, а его лицо тонуло в луже собственной крови.
Выбежав наружу, чародейка схватилась за часть, отошедшую от сундука при ударе. Дерево сперва не поддавалось, но потом, захрустев, отошло. Вынув испуганного снуффа наружу, она оседлала Женеву и, пришпорив с отчаянной силой, ускакала прочь.
***
Амарилиз. Юго-восточная столица и оплот Холденфелла. Город, основанный еще во времена правления Первых Людей, прибывших на Неймерию, был важной стратегической точкой, защищавшей север от когда-то воинственно настроенных гномов с Призрачных Гор и находящийся на берегу Рваного Моря. Издавна северяне пускались на поиски новых земель именно из Амарилиза и привозили вести сюда же, чтобы разрастить и прославить собственную страну.
Столица Холденфелла не один раз принимала на себя удары, когда и люди начинали войну между собой. Но никто ни разу не брал стены города, а с каждым нападением только делал их крепче. Каменные стены Амарилиза поднимались все выше, рвы копались все глубже, а количество стратегических и тактических соображений при осаде города увеличивалось с каждым новым нападением.
Минули времена, когда ярлы раздробленного Холденфелла непрерывно воевали между собой за власть. Прежде в этих войнах непременно побеждал тот, кто занимал нынешнюю столицу, и теперь весь Холденфелл подчинялся единому конунгу, и больше никто не имел права носить этот титул на самых северных землях Неймерии. На вооружении у Искрада, прозванного Терпеливым, было множество хитрых приемов, чтобы во времена восстания кого-нибудь из ярлов не выходить к стенам и не вступать в открытый бой, как это было принято ранее.
Город был плотно застроен множеством лачуг, имел огромный по меркам всей Неймерии рынок, величественный, построенный исключительно из дерева замок на вершине Горбатого Холма и пестрил тысячами северян, которым было уже тесно в стенах этого защищенного, но небольшого города.
Ноэми верхом на лошади не спеша приближалась к настолько высоким стенам, что этим утром за несколько саженей от города тень этих заграждений не позволяла солнцу согреть путников. Рядом на четырех лапах легким бегом передвигался спасенный снуфф.
— Поверить не могу, что ты остался жив. — Чародейка посмотрела на бегущего рядом Харольда.
— Когда ты выбросила меня в окно? — снуфф усмехнулся.
— Тогда, на озере. Почему ты не ответил мне?
— Я не мог. Вернее, не слышал, Ноэми. Там, куда меня унесло, был выход. Но там было еще кое-что…
— Помни, что отныне, пока мы не уедем из Амарилиза, ты — пес. Ясно? — перебила Ноэми, заметив, что стражники у ворот уже преследуют ее своим взглядом.
— Но…
— Не спорь, Харольд. Люди никогда не примут тебя. По крайней мере, на большей части материка. Чуда второй раз не произойдет.
Снуфф недовольно поджал брыла и замолчал.
— Стоять! — завопил один из воинов, стоящих на страже ворот. — У нас собакам на цепи принято ходит. К тому же, если они размером с ребенка, которому уже меч в руки можно брать.
— И к тому же, если они такие уродливые, — поморщился второй.
— Он безобиден, — ответила Ноэми. — Удостоверьтесь сами.
Северянин подошел к снуффу и назойливо потрепал того сперва по голове, за ухом, залез в пасть и осклабился.
— И правда. Что за пес такой, что размерами для охоты создан, а нутром — словно заяц?
— Старый он уже, — холодно произнесла чародейка. — Не видите седину?
— И вправду.
— Так пустите или нет?
— Проходите, — ответил второй, лениво навалившись на стену за собой, и, казалось, перебил первого, который еще желал продолжить разговор.
Рука северянина еще пару раз добродушно хлопнула снуффа по морде, а следующим жестом он согласился с товарищем и отошел с дороги.
— Ну. Что дальше? — вдруг произнес Харольд как бы невзначай.
Ноэми выдохнула.
— А дальше мы идем знакомиться с моим отцом. А теперь молчи.
За стеной дорога продолжала уходить со склона к самому городу, а путь к замку ответвлялся, не достигая даже первой лачуги.
Без желания оставаться на самом севере дольше, чем от нее требуется, Ноэми спешила взойти на вершину Горбатого Холма. Внутри у нее не было желания скорее увидеть своего отца, потому что она почти не помнила его, а все воспоминания, что вернулись к ней, выставляли конунга подлецом, не способным защитить собственную жену и ребенка, обрекая тех на верную гибель и бродяжничество. Она сомневалась, но все же пообещала себе решить, хочет ли она видеть отца, уже тогда, когда будет стоять перед воротами его дома.
Тропа подняла путников на самый верх к длинному навесному мосту, что вел с одного холма над заливом к другому, на котором было построено здание. Вода внизу бушевала, волны разбивались о голые скалы, пена неторопливо сползала с оголенного камня обратно в море.
Когда наездница в сопровождении собаки приблизилась к замку, то без колебаний въехала в открытые ворота.
— Где мне найти конунга? — твердо спросила чародейка, остановившись возле конюха во внутреннем дворе.
Старый мужчина ничего не ответил, но указал на одну из башен. Соскочив с лошади, Ноэми вручила слуге поводья и, поманив пальцами снуффа, пошла к указанному слугой месту. Пес двинулся следом.
Зал с очагом в центре и длинным столом вдоль всего помещения ярко освещался огнем. На троне на небольшой возвышенности в конце стола, опустив голову на свою грудь, дремал седой мужчина в белой расшнурованной рубахе и с широкой короной на голове, которая больше походила на венок, сделанный из железных цветов.
— Кто бы ты ни был, — произнес мужчина, поднимая голову, но не открывая глаз, — входя в обеденный зал конунга, принято представляться. Ты либо подчиняешься законам севера, либо север подчиняет твою волю силой. Выбирай.
