Как-то в юности я над ней подшутила. Журналистки вместо военного дела изучали в вузе медицину. И их повели на экскурсию в морг. Машка и морг – две вещи несовместные. Если бы она зашла в мертвецкую, там сразу нужно было бы ставить еще одну каталку.
Поэтому Машка все занятие простояла в коридоре, уткнувшись лицом в окно и закрыв боковой обзор ладонями – чтобы случайно не увидеть ничего мертвого. Так же, держа руки у лица, как шоры у лошади, она и вышла наконец на улицу. И тут я решила пошутить. Взяла в покойницкой чью-то отрезанную руку. Выставила ее в окно. Окликнула Машку. И радостно ей этой рукой помахала.
…Машка не упала в обморок. Нет.
Она выпучила глаза, окаменела и утробным густым басом, которому позавидовал бы в тот момент Шаляпин, заорала на одной ноте так, что в морге зазвенели стекла: А-А-А-А!
И орала так минут пять.
Для морга это много.
Ее отпаивали валерьянкой. Спиртом. Валокардином.
Студенты со всех курсов выскочили посмотреть, кто это?
И вот тут я первый и единственный раз в жизни Машку предала.
Парень с параллельного потока, который мне очень нравился, подошел и спросил, давясь от хохота:
– Это что, твоя подружка?
И я вдруг, сама себе удивляясь, отрицательно замотала головой:
– Нет… С чего ты взял?
Больше я никогда от Машки не отрекалась. И никогда ее не пугала.
Поэтому сейчас быстро сказала:
– Постой тут. Я посмотрю.
И заскочила в бильярдную.
На полу сидела и подвывала Марина.
Тела видно не было. Я подошла ближе, наклонилась…
В этот момент хищными леопардовыми прыжками в бильярдную ворвался Игорь.
– Соня? Что? – бессвязно восклицал он. Марина не подняла головы и не прекратила выть.
– Не волнуйтесь так, – сказала я, выпрямляясь. – Это собачка…
– Ду-ура! – выдохнул Красовский, заглянув Марине через плечо и увидев распластанное тельце белого пуделька с остекленевшими глазами. Было видно, как страшный бездонный ужас выходит из него, словно воздух из лопнувшего шара.
– Идиотка! Я говорил тебе: не называй собаку именем моей дочери! – тут же начал заводиться он. Накопленная энергия стресса должна была, вырвавшись, долбануть кого-нибудь по голове.
– Ее убили! – жалко всхлипнула Марина. Подняла на мужа глаза, и вдруг ее лицо стало злобным, а зрачки опять превратились в затягивающие черные дыры.
– Я знаю, кто это сделал! Отравители! Но ничего! Вы еще увидите! – сказала она с угрозой.
Я наклонилась к несчастному пудельку: перед смертью песика тошнило желчью, на морде – пена, мышцы сведены судорогой. Да, похоже на отравление.
– Что, что там? – закричала Машка с веранды.
– Это не та Соня. Погибла собачка! – сказала я.
Но Машка все равно не зашла. Мертвых собачек она тоже боялась.
– Вам надо отсюда уйти, – настойчиво сказала я Марине, как будто она была моей пациенткой. – И почему вас так рано выписали из больницы? После такого приступа должны были подержать хотя бы еще сутки.
– Потому что там все сволочи, и я их послала! – прохрипела Марина.
Тут я увидела, что она хорошо набралась уже с утра.
– Игорь! – сказала я. – Ее надо увести. Желательно сделать успокоительный укол. Если у вас есть лекарство, я могу. И проследите, чтобы она принимала антигистамины еще хотя бы дней пять.
– Костя все сделает, – сказал Игорь и стал набирать его номер в мобильнике.
Я покачала головой. На месте Красовского я не стала бы так безоговорочно доверять своих женщин шаману. Да я и самому Красовскому их бы не доверила, будь моя воля. Так что, вспомнив наши с Машкой ночные разговоры, я сказала:
– Укол ей я поставлю сама. Покажите вашу аптечку.
Укокошат еще Марину, как того пуделька, раз креветочки не пошли…
Вчера, вернувшись к себе в комнату и для верности закрывшись на ключ, мы долго обсуждали ситуацию.
Про шаги решили: кто-то пасет именно нас. Эли-то в этот раз не было. Но кто и зачем – пока непонятно. Я предположила, что это охрана Игоря следит, чтобы мы не лезли куда не надо. Машка резонно заметила, что охрана не топочет так громко по кустам. И мы тему временно закрыли.
Костю и Полину обсуждали дольше.
Машка, как всегда, вспомнила очередную историю из газетной криминальной хроники – зря она ее, что ли, четыре года вела?
– У одного богатого чиновника средней руки убили жену. Вломились в дом, когда его не было, и того… Ну, конечно, сразу его заподозрили. Потому что вроде он собирался разводиться. А только у мужика – алиби. И главное – резона убивать жену ему никакого нет. Он на нее все имущество записал. Тогда чиновничий планктон это еще спасало. А жена – представляешь, Ленка? – втайне от мужа завещала все это имущество сыну от первого брака. В этом браке у них детей не было. Так что мужик по жене искренно убивался. Прямо волосы на себе рвал от горя.
Ну, дальше копнули. И выяснилось – у него была молодая любовница. Которая мечтала, чтобы папик на ней женился. А он все никак. Тогда она решила его в этом желании подтолкнуть. Договорилась со своим любовником из бывших ментов, что он ту жену грохнет. Она с ним после свадьбы расплатится. А про завещаньице эта идиотка ничего не знала. Представляешь, как все пролетели?
– Особенно жена…
– Ладно, к словам не цепляйся. Так вот. Полина вполне могла своего любовника Костика на Марину натравить. Чтобы потом с ним поделиться. А себе расчистить дорогу в светлое олигархическое будущее.
– Не сходится. Тебе лишь бы Красовского выгородить. Никто заранее не знал, что на пляже будут давать креветки. А Костик не производит впечатления мужчины быстрого реагирования. Вряд ли он в считаные минуты мог такое дело придумать и провернуть.
– Вот и мог. Это он в обычной жизни тупой. А во всем, что касается здоровья, такие типы быстро соображают. Иначе их врачевать богатых дамочек не пригласили бы.
– Около Марины он крутился? Кто вообще рядом с ней стоял?
– Думаешь, я не пыталась вспомнить?! Все вокруг стола передвигались. Все что-то ели. Анжелка опять чушь несла про голодающих Африки. Короче, я ничего не заметила.
Оставался маленький шанс, что это была случайность.
Но сейчас, после смерти собачки, я была уверена: кто-то не просто сильно ненавидит Марину. Здесь все друг друга ненавидят. Но желает ее извести.
Как бы плохо я к Красовскому ни относилась, представить, что он будет травить песика жены, не могла. И потом – я видела его лицо, когда он влетел в бильярдную.
– Что делать-то будем? – спросила я Машку, после того как в двух словах пересказала ей происшедшее. Хотя у меня мнение уже сформировалось.
