Мы с Машкой бросились туда. За нами пыхтел снимающий на ходу маску Власик: он тоже успел отключить наушники.
На небольшой смотровой площадке стояла Полина в наряде укротительницы гепардов. Наверное, она должна была закрывать представление. Но сейчас она только махала руками вниз и повторяла:
– Там, там…
Я глянула.
Свет был слабый, и я не сразу поняла, что белеет среди камней. А потом присмотрелась. Это была смеющаяся маска сатира.
Я опустила вниз факел, тени заплясали на камнях, как пьяные вакханки.
На скалах лежало чье-то тело в черном плаще.
Остальные гости подтянулись к обрыву: они думали, что представление продолжается.
– Да включите уже наконец свет! – заорал кому-то по рации Власик.
Остров вдруг вспыхнул огнями, прожекторы внизу осветили прибрежную полосу.
Машка вскрикнула, дамы отшатнулись, мужчины наклонились вниз. От удара у жертвы распоролся живот и внутренности вывалились наружу точно как у туши растерзанного теленка. Лицо все еще прикрывала маска.
– Марина? – сама себя спросила я.
– Что? Кто? – забормотала полуобморочная Машка. – Эти гады ее скинули?
– Надо спуститься посмотреть, – бесцветно сказала я. Все напряжение прошедших дней вдруг обрушилось мне на плечи тяжелой усталостью.
Они ее все же убили.
Власик, чертыхаясь, уже спускался вниз по камням.
– Оглянись, – вдруг очень тихо сказала мне Машка.
Я повернула голову.
Марина в черном плаще стояла прямо за мной. И с застывшим лицом смотрела вниз.
Там Власик, неловко перескакивая с камня на камень, добрался до тела. Наклонился. Снял маску. И на секунду молча застыл.
– Кто там? – крикнула Машка.
Хотя мы уже знали ответ.
– Это Игорь, – негромко сказал Власик. Поднял что-то с камней. И стал карабкаться наверх.
По толпе гостей пронесся вздох.
Я оглянулась на Марину. Лицо ее по-прежнему было застывшим. Но на этот раз мне показалось, что на нем застыло изумление.
Я находилась в каком-то стопоре. Будто все происходило не здесь, со мной, а в плохом кино. Эмоции кончились, голова была пустой и гулкой. Все-таки они подмешали в вино какую-то гадость.
Машинально я стала искать знакомые лица. Анжелка здесь, Эли нет – наверное, все же вышла из игры и ушла спать, Соня в вакханалиях не участвовала, Андрей вон он, стоит бледный, седовласые мужики сгруппировались вокруг своих матрон…
– Все отойдите отсюда! – прикрикнул Власик, едва оказался наверху. – Это место преступления. Идите на виллу, сидите пока все в холле. Кроме тебя, ты пойдешь со мной, – кивнул он Полине, которая все никак не могла зарыдать. – Я сейчас вызову полицию, она захочет со всеми вами поговорить.
– Э, дорогой, про полицию мы не договаривались! – сказал владелец золотой Верту.
– Я начальник службы безопасности, и сейчас командую здесь я.
– Хреновый ты начальник! – зло сказала Машка.
И как бы подтверждая ее слова, из башни раздался новый душераздирающий то ли вой, то ли рык. Он несся над замершими людьми в черных плащах, ветер раздирал этот ужасный крик в клочья и уносил в море.
Ничего более жуткого я не слышала. Даже Власик на мгновение замер.
– Несчастное животное! – вдруг сварливо сказала Анжелка. – Привязали и бросили! Помогите ему кто-нибудь! Ему же там страшно!
Теперь я тоже поняла. Это рыдал забытый всеми гепард… Похоже, он единственный оплакивал Игоря.
* * *
Сначала никто не сдвинулся с места. Потом несколько человек неуверенно побрели назад к вилле по тропинке. И вдруг небо раскололось от страшного грохота. Я пригнула голову: мне показалось, что нас сейчас испепелят молнии. Но тут сотни разноцветных огней взлетели с прибрежных скал ввысь, распускаясь там цветами, шарами, длиннохвостыми кометами. Третий залп написал на небе цифру 50, освещая сюрреалистическую картину. Сбившихся в кучу испуганных людей в нелепых древнегреческих нарядах. И лежащее внизу тело.
– Прекратить фейерверк! – закричал кому-то по рации Власик. Послушал в ответ бурчание. И трехэтажно выматерился. Остановить фейерверк было невозможно.
– Полночь, – сказала Марина позади меня.
Я обернулась.
– Фейерверк должен был начаться в полночь, – без всякого выражения пояснила она.
И, царственно держа спину, пошла по дорожке к вилле под разрывами праздничных огней.
Случайная жертва
– Посвети! – сказала Машка. – Я наушники уронила.
Мы отошли к краю площадки, с которой упал Игорь. Не могли пока никуда идти. И не могли разговаривать. Просто стояли молча.
Я включила фонарик на телефоне.
Машка стала разглядывать землю у себя под ногами. Подняла наушники. И вдруг сказала:
– Стой! Свети сюда!
Я направила луч ей под ноги. Она нагнулась и подняла что-то с земли.
– Покажи, – на автомате сказала я.
Машка разжала руку. У нее на ладони лежал маленький красный камешек в виде цветка. Точно такой, какой утром сиял у Сони на щеке.
– Она была здесь. Или до убийства. – Машка замолчала на секунду. – Или во время.
Мы посмотрели друг на друга. Не хотелось думать, что дочь могла столкнуть отца со скалы. По-человечески не хотелось. Это значило бы, что в пропасть упали сразу две жизни.
Технически такое было возможно.
Смотровая площадка не огорожена. Если стоять близко к краю, достаточно легкого толчка.
Машка зажала камушек в кулаке.
Было понятно и так. Но я все же спросила:
– Будешь искать, кто его убил?
– Мы ему это должны. Неделю жили у него в доме. И потом, он приходил к нам за помощью. Мы помочь не могли.
– Я вообще считала его главным подозреваемым.
– Вот. А он, между прочим, относился к нам с симпатией.
Я не стала уточнять, что с симпатией он относился к Машке. Ко мне – с вежливым дружелюбием. Кстати, тоже немало.
Игорь и смерть никак не совмещались в моем сознании. Он был воплощенная радость жизни. Пусть эгоистичный, но человек-праздник, вокруг него все крутилось. Представить, что утро наступит без него…
– Власику и полиции про камешек будешь говорить?
– Еще не решила. Пойдем отсюда. Не хочу смотреть, как… Как…
И железная Машка, по-моему, заплакала. Хотя я и не могу это утверждать. Густая темнота на острове немедленно засасывала любого, вышедшего из луча света.
