– Совсем. Она не дышит. Мне кажется, умерла…
– Идиот! – взревел Власик, бросаясь к двери. – Где она?
– В комнате для плясок. Мы декорации убирали. А она там в углу. Лежит.
– Жди тут, – сказала я Машке и выскочила вслед за Власиком, снова орущим что-то по рации. На бегу напомнила ему: – Я врач. Может, она еще жива!
… Она была мертва, я поняла это сразу, как только увидела.
В самом углу комнаты, где недавно танцевали неистовый танец Полина с Костиком, она лежала, скорчившись. Черный плащ сливался с чернотой декорации. Маска сатира – ее сняли актеры – валялась рядом.
Плащ был распахнут – очевидно, те, кто сюда зашел, пытались привести ее в чувство. Рядом с завязками алела роза.
Это была не Эля. Это была Тамара.
Господи, да что здесь творится?!
Я наклонилась, на всякий случай пощупала пульс. Посмотрела на скрюченные мышцы, застывшее в судороге лицо, бледную кожу – черное платье особо подчеркивало эту мертвенную белизну. Бедная Тамара, недолго ты пробыла царицей ночи.
– Это то, что я думаю? – мрачно спросил Власик.
– Да. Скорее всего, отравление ядом. Может быть, нервнопаралитическим.
– Как давно она мертва?
– Я не судмедэксперт. Похоже, около часа. Думаю, ей могли дать отравленное вино. Когда мы здесь стояли. Все смотрели на танец, повторяли мантры. Потом быстро ушли. И не заметили…
– Кто разносил вино? – спросил Власик.
– Вакханка. Из актрис. Вы же сами видели.
– Эту я видел. Может, ты заметила кого-то еще? Никто из… гм… участников вино не предлагал? Не видела?
– Нет.
– Я тоже не видел. На Полинку засмотрелся. Старый болван. Ладно, Лена. Возвращайся. Если можно, панику там пока не поднимай. У карабинеров проблема. На катере сложно сюда сейчас добраться. Шторм. Не знаю, когда будут.
– А Эля? – спросила я.
– Черт. Точно. Еще Эля.
Власик позвонил кому-то по рации:
– Ничего? Нигде? А на скалах? В море прожекторами светили? Да знаю, что шторм. Куда она могла деться с острова? На причале спрашивали? Так спросите, ептить! —
Он выключил рацию и пожал плечами. – Еще поищут.
И присел рядом с телом, разглядывая все вокруг.
– Как думаете, кто это сделал? – кивнула я на Тамару.
Власик посмотрел на меня снизу внимательными крошечными глазками.
– Я всех подозреваю, Лена. Всех. Даже тебя.
– Ну и глупо. Надо искать, кому выгодно. Такой человек здесь один. Марина.
– Да. Проще всего было бы подозревать Марину, – встал Власик, покряхтывая и держась за поясницу. – Но у нее, к сожалению – или к счастью – алиби.
– Какое?
– На время вакханалии я приставил к ней своего человека. И он не отходил от нее ни на шаг.
– Даже когда затягивали в коридор по одному?
Власик секунду помедлил:
– Да, конечно. Я и режиссера, Гошу этого, предупредил.
– Вы боялись, что ее убьют?
– Я боялся, что она надерется в сиську. Там все время разносили вино. А в него для крепости добавили водки. И еще какой-то травы для отвода глаз. Марине хватило бы пары кружек.
Власик замолчал и потом с горькой усмешкой сказал:
– Я все переживал, что она испортит ему юбилей…
Все записано
– Пойдем, Станиславский, потолкуем, – кивнул Власик хипстеру.
– Я уже говорил. Моя фамилия Талгатов, – молодой режиссер хорохорился скорее от страха.
– Что-нибудь кроме порнухи поставь, Мейерхольд. Тогда я буду мучиться, запоминать твою фамилию. Иди на виллу, жди меня в холле. Я тут пока… Распоряжусь.
– Да, распорядитесь, пожалуйста. Пусть ее уберут. Нам декорацию нужно собрать. Завтра в другом городе выступаем.
– Парень, ты меня не беси. Это место преступления, соображаешь? Ничего не трогать! Близко не подходить! Сейчас сюда люди придут, ленточками все обнесут. И будут стоять на страже. Это криминальный труп, понял, Немирович? И он появился у тебя на представлении в результате принятия вина от твоей актрисы. Иди на виллу, Данченко, и трепетно жди меня!
Через пятнадцать минут Власик уже сидел в своем кабинете, усадив Гошу Талгатова на место Полины.
– Влас Павлович! – начал хипстер первым. – Вы тут говорили про вино. Но тогда бы все отравились. Она из кувшина наливала.
– Помолчи. Пленка была?
– Что? Пленка? Вы же сами записывать запретили! Ванька только на монитор все с камер из лабиринта выводил, чтобы действие вести. А запись мы отключили. Вы сказали – влиятельные люди, если что – будут большие неприятности…
– Я помню, что я сказал. Я тебя спрашиваю: запись была? Я знаю ваших уродов. Они никого не слушают. И все равно записывают. Ну? Лучше тебе отдать ее сейчас. Пока не приобщили к делу. Если запись окажется у посторонних, ты хоть представляешь? Тут член итальянского… Неважно. И очень авторитетный человек из Неаполя. Очень. Если станет известно, что они здесь были вместе… Эти люди вас уроют. И меня.
– Да нету записи…
– А если найду? Ты знаешь, куда тебе ее мои ребята засунут вместе с проигрывающим устройством?
– Я спрошу…
Гоша достал телефон, набрал номер. Пальцы его подрагивали.
– Ваня… Тут Влас Павлович спрашивает про пленку. Мы же не писали?
– Дорогуша, дай сюда телефончик! – ласково сказал Власик. И гаркнул в него:
– Ты, урод! Немедленно пленку мне! Ты понял? Сейчас же! Ноги из жопы выдеру! Башку снесу! Чтоб через три минуты! Время пошло!
– Но у меня не все… Я только некоторые сцены… – залепетал голос.
– Быстро! Все, что есть, сюда! Жить хочешь? Чтоб никаких копий! На флешку кинь, там сотри. Сейчас же! Придур-рок!
Хипстер сдулся, сидел, сгорбив узенькие плечи.
– Список всех участников мне. Собери их там в гримерке. Я потом подойду. Отдельно – кто участвовал в танце вакханок. И кто раздавал вино. Эта чтоб как зайчик сидела, меня ждала. Понял? Да, там еще у вас… По одному утаскивали. С Мариной охранник был? Я же предупреждал?
– Н-не знаю. Может, ей там просто не давали вино…
– Ты дебил?! Я говорил тебе – не давать ей вино? Я говорил – не оставлять одну. Ни на минуту! Я вас всех там… Творцы говна! Ключ кто из гримерки забрал?
– Не знаю. Он все время там торчал. А потом Полина прибежала, говорит…
– Все, пшел вон!
Парень выскочил из кабинета. Но дверь тут же открылась. И в нее просунулась коротко стриженая веснушчатая физиономия:
