– Вы думаете? – поднял свои красивые заплаканные глаза уездный Джонни Депп. И взялся за телефон.
Вот интересно, подумала я, настоящий актер в жизни тоже – слабохарактерный мямлик? Есть же теория, что похожие внешне люди похожи и внутренне? Не может ли тогда Андрей оказаться талантливым актером?
Девочкин рай
– Девочки! Я вас прошу – приезжайте ко мне! – канючила Анжелка в телефон. – Мы тут недалеко живем!
– Что еще случилось? – обреченно спросила Машка. Вчера мы до полуночи пытались вычислить, могла ли Эля убить Красовского и Тамару. Андрей, по его словам, так и не понял, знала ли Эля Красовского прежде, или они с Яковом просто решили нагреть партнера. И зачем, если деньги у них, кого-то грохать? А если это не Эля, то кто?
К утру подозреваемых осталось столько, сколько было вчера: все. По Машкиному плану сегодня мы должны были ехать на виллу на разведку. Глянуть на туфли Марины, чтобы потом отследить их на записи: узнать, кто под маской, можно только по фигуре и обуви. Поговорить с Костей. Желательно в людном месте, чтобы не пришиб. И показать Соне камушек. Посмотреть, как отреагирует. Анжелка в планы не входила. Но эта рыба-прилипала нутром чуяла, к кому нужно припасть, чтобы получить информацию для новых сплетен.
«В отдел светской хроники бы ее! – вздыхала Машка. – Цены бы ей не было!»
– Приезжайте! Не хочу говорить по телефону! – прохныкала Анжелка. – И я боюсь одна…
– А Власик где? – спросила Машка.
– Власик у Мари-и-ины! Пожалуйста!
Через двадцать минут мы были у Анжелки.
Желтый трехэтажный дом с колоннами не шел ни в какое сравнение с имением Игоря, но на фоне соседних выделялся. Мы позвонили, ворота в каменной ограде разъехались, и мы оказались в небольшом садике. Анжелка встречала нас у входа при полном параде. Накрашенная, дорого одетая. Будто принимала делегацию соседней страны.
– Мне нужно с вами посоветоваться, – сказала Анжелка, когда мы, пройдя через помпезно и очень холодно обставленный дом, наконец уселись в голубой гостиной с пугающе белыми стульями. В центре стоял большой деревянный стол с одиноким блюдом в центре: на нем жались друг к другу сельдерей, лимон и красный перец. Я поняла, что это вся еда в доме.
– Давай! – вздохнула Машка. – Мы тут временно работаем домом советов.
– Девочки, вы не представляете, что я пережила! – начала Анжелка трагическую песнь. – Люди – это самые злобные существа на земле! В сто раз хуже зверей! Те убивают, чтобы есть. А люди…
– Ближе к делу, дорогая, – перебила ее Машка.
Анжелка уставилась ей в глаза.
– Вот если бы ты кого-то подозревала. Нет, если бы ты что-то видела. Но не уверена до конца. Ты кому-нибудь бы сказала?
Мы не ожидали такого интересного захода. Машка, как спаниель, увидевший дичь, сделала стойку.
– Ты правильно выбрала. Умница. Я сказала бы нам. Мы лица незаинтересованные. Можем помочь. Кого ты видела? Где?
– Нет, я теоретически.
– Не ври, Анжела, тут серьезные дела. Если что-то видела – говори. Чем больше людей об этом узнают, тем в большей ты безопасности.
– Девочки, я так не могу. Мне надо убедиться.
– Давай убедимся вместе. Итак?
Но Анжелка упрямо замотала головой.
– Власику ты что-то говорила?
– Нет, ни за что! – Анжелка вытаращила глаза. – И вы молчите! Не выдавайте меня!
– Почему? Он твой муж и ведет расследование!
– Он ругается. Что я лезу. Говорит, я все выдумываю, потому что всех ненавижу.
Я подумала, что Власик прав. Анжелка придает себе значительности, рассказывая гадости о других. Иногда она собирает сплетни, а иногда – их выдумывает. И отличить одно от другого, похоже, не может уже сама.
– Он вообще так изменился. Ест что хочет. Даже пьет! Меня не слушает. Веганов обозвал жвачными животными. Представляешь?! Кричит.
– Время у него сложное. Ты боишься ему сказать про кого? – сделала еще один заход Машка.
– Де-воч-ки! Я должна убедиться! Поехали вместе к Иго…
Тут Анжелка осеклась, из глаз у нее брызнули маленькие, как игрушечные, слезы, и она тихо поправилась:
– …на виллу. Я только оденусь.
Анжелка была совершенно одета: в прекрасном дорогом летнем костюмчике. Но мало ли!
Когда прошло пятнадцать минут, а она так и не появилась, я забеспокоилась. Машка открыла дверь, в которую нырнула хозяйка, и крикнула в длинный темноватый коридор:
– Анжела!
Нет ответа.
Переглянувшись, мы двинулись вперед, уткнулись в какую-то дверь. Машка схватилась за ручку, резко рванула ее на себя…
Заиграла колокольчиковая музыка, как в старых шкатулках. И мы оказались в мире девочкиных грез. Нет, это не была гардеробная! Это был парад-алле аксессуаров. В нарядных шкафах с зеркальным подсвеченным нутром справа пыжились разноцветные сумки, а напротив них – туфли и сапоги в тон: фиолетовые, зеленые, розовые, белые. Анжела стояла в задумчивости у стеллажа с зеленой сумкой и на звук шкатулки, вздрогнув, обернулась.
– Не могу выбрать, – сказала она. – А вообще, правда, удобно? Раньше я покупала все подряд, и ничего ни с чем не сочеталось. Сейчас видно: мне нужна обувь к малиновой сумке – видите, ячейка напротив пустая. К терракотовой. Ну и еще к нескольким! – махнула она рукой: напротив розовой и ядовито-желтой сумок тоже зияли пробелы.
– Думаю, стоит ли сегодня надевать зеленые туфли, – задумчиво протянула она, будто от этого решения зависела ее жизнь.
– Мы думали, тебя убили! – разозлилась Машка.
Анжелка вздрогнула. Торопливо сказала:
– Ой, простите! Пойдемте скорее!
И схватила все же зеленую сумочку с туфлями.
У ворот нас ждал красный «Феррари». Усаживаясь, я еще успела подумать: интересно, как эта истеричная особа водит машину.
Но дальше молча вцепилась в ручку двери, чувствуя себя космонавтом на взлете. Анжелка оказалась чокнутым гонщиком с прекрасной реакцией: хоть сейчас на Формулу-1. Но я никогда не мечтала участвовать в гонках, да еще по местному серпантину. При этом Анжелка приговаривала, как таксист в фильме «Брат»: «Где права купил, урод!», «Безмозглый придурок!», «Не можешь ездить – сиди дома!»
На дороге она была королева.
А когда мы вышли из машины, Анжелка снова сдулась. Заныла:
– Ой, только не звоните Власику, что мы приехали! Он меня выгонит!
Охрана пропустила нас без звука как проживающих.
По дорожке меж апельсиновых деревьев мы уже подходили к вилле. И вдруг, пораженные, остановились. Из репетиционной комнаты с открытыми настежь окнами неслось чудесное пение.
