На секунду я даже Полине посочувствовала. Теперь ей снова придется зарабатывать плясками и заманивать в брачную яму новую жертву. Здесь ей ловить больше нечего.
Я думала, Полина гордо прошагает мимо: такие хищницы обычно замечают женщин, только если они лежат поперек их дороги.
Но она вдруг бросилась к нам как к родным. Вернее, бросилась-то она к Анжелке:
– Анжела, ты знаешь, что Марину карабинеры увезли? Мне охранник позвонил.
– Конечно, – хмыкнула та. – На моих глазах.
– И что? Прямо в наручниках? – не скрыла алчного любопытства Полинка.
– Нет. Куда ей наручники! Лицом вниз хлопнется. Она же пьяная была!
Полинка сделала недовольную гримаску:
– Все равно надо было в наручниках. Вот гадина! Я так карабинерам и сказала: это она. Игоря из ревности убила, меня чуть не отравила. И я сама видела, как она Тамарке дала отравленное вино. Еще удивилась: вроде у нас девочка вакханка чаши раздавала, а тут кто-то из гостей.
– Вы прямо видели, что это была Марина? – Машка впилась в Полинку взглядом.
Та пренебрежительно вскинула бровь:
– Вы думаете, кто это мог быть? Кому еще все это было надо?
– Вот и Анжела так считает, – начала плести сеть Машка. – Что Марина мечтала отомстить Игорю еще когда была первой сиреной. Мы и не знали всего этого. Интересно, что он ей такого сделал?
– Анжела! Что ты болтаешь! – Полина смерила Анжелку презрительным взглядом: – Не была Марина никакой первой сиреной. Там совсем другая история. Игорь говорил, ту девку звали Норой. Она в консерватории училась. Из-за этого первого дня рождения у нее пропал голос. Она еще хотела денег с Игоря стрясти. Он не дал. А к старости стал жалеть.
Сначала меня царапнуло слово «старость» – двадцатилетние женщины трогательно безжалостны. Потом я подумала: сколько же людей ненавидело этого обаятельного альфа-самца…
– Муж твой где? – небрежно спросила Полина у Анжелки. – Что-то на звонки не отвечает.
– С карабинерами уехал. Тебе зачем?
– Так. Разные дела.
– Какие это у вас с ним дела? – вскинулась Анжелка.
Но Полина уже не обращала на нас никакого внимания.
– Костя здесь? – крикнула она охраннику.
– Здесь! – ответил тот, отрываясь от кроссворда. – Сказать, что вы пришли?
– Не надо, – сказала Полина. – Я сама к нему зайду. Может быть.
И зашагала по аллее.
– Драная кошка! – прошипела ей вслед Анжелка, и «Феррари» с визгом рванул с места, припечатав нас к сиденьям.
Я могу говорить
Костя прислушался. Было тихо. Он знал: она больше не придет. И все равно ждал.
Ему было плохо в этой чужой стране, где он задыхался от влажной жары. Не любил касаться жестких, слишком ярких растений. Не понимал, о чем говорят люди на улице. Он даже не мог ничего себе купить. Тыкал пальцем и мычал. Как в детстве, когда мать водила его по всем врачам в полном отчаянье: в пять лет Костик все еще не мог говорить.
У него проверяли слух. Лезли глубоко в рот. Просили нарисовать разные картинки. Все было в порядке. Кроме одного.
Вместо слов из горла Кости вырывалось только мычание.
– Отведите его к шаману! – сказал какой-то дальний родственник, приехавший к ним в гости из деревни с гостинцами. Надо было купить дочкам форму к школе.
Какой шаман?
Они жили в Улан-Удэ, отец работал в городском спорткомитете инструктором, мать – старшим экономистом в потребсоюзе. Дикость, отсталость! Да и где его взять, шамана?
Родственник форму девчонкам с помощью матери купил. Еще и пальто жене. И туфельки. Сказал: давайте я Костика с собой возьму. Есть там у нас в деревне один мужик. К нему со всего района ездят. И даже из города. Покажу. Поможет, не поможет – хуже не будет.
И взял.
Тот день Костик запомнил на всю жизнь.
Маленький морщинистый старичок со смеющимися глазами сидел в комнате на диване, покрытом разноцветным покрывалом из лоскутов. Притянул Костю к себе за плечи. Костя уставился на его правую руку. На ней было слишком много пальцев. Один – маленький, скрюченный – лишний. Костя решил зареветь. А потом глянул в веселые стариковы глаза – и передумал.
Шаман повертел его. Пощупал голову. Поводил над ней шестипалой рукой. Рот открыть не просил.
– Сейчас мы с тобой споем, – прошамкал. Взял бубен с колокольчиками. Стал смотреть Костику в глаза, очень тихо по бубну постукивать. А потом затянул козлиным голоском на одной ноте: а-а-а-а-а. Подмигнул малышу – мол, подтягивай!
И Костик, хоть вроде и не собирался, стал тихонечко тянуть вместе со старичком под бубен: а-а-а-а.
Тянул, тянул… И показалось, будто с каждым звуком там, в горле, какой-то затор прочищается, как в ручье от веток.
Потом старичок встал, зажег свечу и три раза вокруг Костиковой головы ею обвел.
– Все, – говорит, – иди. Вырастешь – опять приезжай. Учить тебя буду. Дар у тебя есть. Он дорогу твоему голосу и перекрыл. У всех, кто шаманом может стать, что-то при рождении не так.
Палец свой лишний, скрюченный, смеясь, показал. И денег у родственника не взял.
Костя всю дорогу до дома молчал. И дома у родственника молчал. Тот и не спрашивал ничего. Расстроился, что не помог шаман. Повез мальчишку домой. Костя зашел на кухню: там мать блины жарила. Прижался к ее подолу. Заглянул в глаза. И сказал очень чисто:
– Мама, дай блина!
Больше проблем с речью у него не было.
…В шестнадцать лет Костик вдруг ни с того ни с сего спросил у матери:
– Не знаешь, родственник наш в деревне… Можно к нему на каникулы приехать?
– Что ты там будешь делать? – удивилась мать. – Ни леса, ни речки.
– Учиться, – сказал Костя.
Шаман будто и не изменился совсем. Морщин только чуть прибавилось. Увидел Костика:
– Что, немой ко мне приехал? – смеется.
Как узнал? Костя-то вырос, совсем другой стал.
Все лето он учился. Собирать травы. Делать отвары. Водить ладонями над человеком и находить точки, от которых тянет холодом: места болезни, сквозь которые уходит энергия и сила. Да много еще чего.
А вот духов вызывать шаман Косте не разрешал.
– Не надо тебе туда ходить, – говорил. – Кто раз там побывал, здесь как все жить не может. Будешь всю жизнь как я. Один. Между двух миров. Нет, живи здесь.
Но тут дело такое. Духи сами выбирают, с кем им говорить.
Шел как-то Костик по дороге. И видит – девчонка на обочине лежит. И кровь у нее из раны на боку хлещет. Упала с велика прямо на железный штырь, который в яме валялся.
