Книга Возраст третьей любви, страница 24. Автор книги Анна Берсенева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Возраст третьей любви»

Cтраница 24

Чувствовалось, что она совсем не умеет целоваться, и пахнущий коньяком рот был по-детски закрыт. Но вместе с тем он мгновенно ощутил другое: неудержимый, к нему стремящийся порыв, в котором не было ни девической скованности, ни смущения – ничего внешнего, зависящего от умения или опыта. Что-то жаркое, первоначальное билось внутри у этой девочки – и Юра почувствовал, что в глазах у него темнеет от этого глубокого жара.

Он не мог оторваться от ее губ, даже когда задохнулся от долгого поцелуя. Оля тоже не пыталась высвободиться; кажется, она не попыталась бы этого сделать, даже если бы дыхание у нее остановилось навсегда, перекрытое его губами.

Когда Юра наконец слегка отстранился от Олиного лица, вглядываясь в ее длинные полузакрытые глаза, – она чуть-чуть повернула голову и быстро поцеловала его руку, по-прежнему лежащую на ее щеке.

Все это происходило в полном молчании, и Юра ладонью чувствовал, как бьется ее сердце у самого горла, как толчками бьется кровь у него в голове, туманя сознание. Он резко качнулся назад, откинулся на спинку сиденья. Потом взял фляжку, стал пить большими глотками.

Оля молчала, даже дыхания ее не было слышно; Юра не смотрел на нее.

– Пойдем, Оленька, еще половим, – сказал он наконец, стараясь, чтобы его голос звучал повеселее. – Согрелись немного – и хватит. А то угорим, пожалуй, в машине. Погублю молодую твою жизнь!

Она медленно повернула голову, подняла глаза, и Юра увидел, что слезы стоят в них, не проливаясь.

– Ну и что? – едва слышно произнесла она. – Мне для вас не жалко жизни.


Они вдвоем вошли в лифт на первом этаже. Оля стояла у стенки, не поднимая глаз, и Юра чувствовал, что она не решается нажать кнопку.

– Куда мы с тобой столько рыбы денем, а, Оленька? – произнес он и сам нажал на кнопку шестого этажа.

«Что ж, Юрий Валентиныч, сказал ты «А», скажи уж и «Б», – подумал он – почему-то невесело.

Глава 8

В новогоднюю ночь Гриневу выпало дежурить в отряде. Ему часто приходилось работать в праздники, и это его нисколько не угнетало. В прошлом году он даже сам предложил второму врачу, Вите Ромадину, подежурить вместо него. Витя как раз накануне забрал из роддома жену с первенцем, было бы просто свинством заставить его провести такой Новый год на работе.

Как Юра ни уговаривал, Оля не захотела уехать на праздники к родителям.

– Оленька, да пойми ты, меня же все равно не будет, – объяснял он. – Я из отряда вернусь первого утром, а вечером мне уже в больницу надо идти. Что тебе от меня радости, от сонного! Ну сама подумай, разве это праздник – одной?

Оля не спорила – она вообще с ним не спорила, ни по какому поводу, – но к родителям все равно не поехала.

– Тогда хоть к девочкам пойди, – сдался он перед ее тихим упорством. – Потанцуй там, что ли.

Но она не пошла и к девочкам – это Гринев понял сразу, как только открыл дверь и тихо вошел в квартиру, не зная, застанет ли ее дома.

На улице еще не рассвело, свет в комнате тоже был выключен, но темно не было из-за лампочек, зажженных на елке. Елку он принес позавчера, а украсила ее Оля уже без него. Купила игрушки, которых у Гринева до сих пор не было, окутала зеленые ветки мишурой, но совсем немного, всего несколькими серебряными нитями. Даже лампочки она нашла такие, как ему нравились: немигающие, в виде маленьких золотистых свечек. Юра действительно не любил, чтобы лампочки мигали и мельтешили, но ей-то он об этом не говорил, да и сам едва ли думал о такой мелочи.

Оля догадывалась обо всем, чего ему хотелось; он понял это в первый же день, когда вернулся с работы в квартиру, в которой теперь была она.

Оля тогда навела особенный, ему неведомый порядок. Все разложила по местам, все перетерла и вымыла, но при этом каким-то удивительным образом не переставила ни одной вещи, положение которой было ему привычно.

Его чашка с потускневшим медвежонком стояла именно там, где он всегда ее ставил без видимой необходимости, – на письменном столе. В нетронутом порядке лежали его книги и записи. Его кожаные домашние тапки без задников были до блеска натерты, как выходные туфли, но стояли на прежнем месте в прихожей, не сдвинутые ни на сантиметр.

Оля словно прислушивалась в его отсутствие к вещам, к которым он прикасался, и вещи неслышно говорили ей: он делает так, он любит вот это…

Юру так поразила тогда эта догадка, что он даже хмыкнул от удивления, надевая свои сияющие тапки.

– Ты так хорошо убрала, – сказал он, обнимая вышедшую в прихожую Олю. – Спасибо, Оленька…

– У вас было очень чисто, – покачала она головой. – Мне совсем ничего не пришлось делать.

И теперь, новогодним утром, Оля тоже ждала его дома.

Юра вошел в комнату, увидел зажженную елку, накрытый стол, на котором среди тарелок с разноцветной едой таинственно поблескивали два высоких бокала, и Олю, спящую на диване.

Видно было, что она то ли встала незадолго до его прихода, то ли не ложилась совсем. Диван был сложен, постель с него убрана, а сама спящая Оля была одета в переливчатое вечернее платье. Ее открытые плечи, смуглые и тонкие, были зябко сведены, ноги в маленьких туфельках на шпильках поджаты калачиком.

Юра неслышно обошел вокруг стола, присел на край дивана рядом с Олей и, наклонившись, поцеловал ее голое плечо. Она тут же открыла глаза, села – и сразу обняла его, всем телом прижалась к его груди.

– Как же я уснула? – произнесла она удивленно и быстро.

Сон еще стоял в ее глазах, и она даже головой тряхнула, чтобы прогнать остатки сна.

– С Новым годом, милая. – Юра приподнял ее лицо, как сделал это тогда, в машине, всего неделю назад, и так же поцеловал – долго, до темноты в глазах. – С новым счастьем!

Он вошел в комнату не раздевшись, весь засыпанный снегом; Олины щеки сразу стали мокрыми от его дубленки. Снег мгновенно растаял на его волосах, а сам он еще не отогрелся в тепле, еще чувствовал внутри себя холодную свежесть зимнего утра.

– Как руки у тебя замерзли, Юра… – сказала Оля.

Она зажмурилась, как котенок, прижалась щекой к его ладони. Потом взяла его руки в свои, поднесла к губам, подышала на них, засмеялась, поцеловала и приложила к своей груди, низко открытой вечерним платьем.

Юра почувствовал, что голова у него начинает кружиться от ее тихого дыхания, от тепла маленькой груди, от всего ее гибкого, горячего тела, прижавшегося к его ладоням.

Это было то самое, что он почувствовал сразу, когда впервые поцеловал ее: она, неопытная девочка, была так глубоко, так неудержимо страстна, и именно к нему страстна, что и сам он вспыхивал мгновенно, от одного прикосновения к ней.

Конечно, надо было восхититься ее нарядным платьем, и празднично накрытым столом, и елкой, и всем ее милым ожиданием, – но у него уже не было сил на то, чтобы говорить что-то, улыбаться… Он так хотел ее, так всю ее захотел сразу, не медля ни минуты, что руки у него задрожали, и весь он задрожал от нетерпения.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация