— Да ты у нас ценитель прекрасного, дурак? — развеселился будущий император.
— Конечно! Вот, Фанни Колокольчик не даст соврать — сама показывала, какую картину со стены снимать.
— Фанни… Фанни… Колооокооольчиииик… Зачинщица! Хочу услышать твои оправдания.
— Не виновата ни в чём! — твёрдо ответила моя любимая. — Если казнить, то этих двоих, тайком пробравшихся в мою комнату! Я девушка судьбы нелёгкой — знаете, наверное, Ваше Величество?
— Слыхал … Читал… «Цветочек».
— Вот-вот! Я ж, попав к Вам сюда, впервые своё предназначение поняла — служить во славу Нагорного королевства! Пусть дурочкой, но хорошее настроение короля — хорошая погода над всей страной! Меня судьба к этому долгие годы подводила, подкидывая испытания. И что? Опять старое! Я — королевская шутовка! Смешинка в глазах Ипрохана Весёлого, а меня опять, как шлюху делят?! Будто бы при дворе их мало? Да, сплошь и рядом! Можете спросить Первую Советницу — она, точно, в курсе!
Казначей сдавленно хихикнул, прикрыв рот рукой…
— Вот я и остервенела! Гоняла двух идиотов от всей души!
— Хм… Вина мне! — приказал король. — На сухое горло с этими не получится.
Потом он обратился снова к Фанни:
— У магессы Веблии Затнийской обязательно уточню этот вопрос. А на гвардейца за что накинулась? Он при исполнении был.
— А я знала, что он на посту? Решила, что где два козла пасутся, то и третий появиться может! Недоразумение, конечно — готова извиниться перед бравым воином, но честь свою защищала.
— Допустим… Но ведь потом ещё дворцовая стража прибыла. Неужели решила, что и они на твою жопу недоразвитую явились слюни пускать?
— А я себе нравлюсь! — нахально заявила малая. — Но с ними другая история… Чувствую, что хватают и лапают. Гнев глаза застилает — лиц разглядеть не могу. Отмахиваюсь, не щадя мокрого полотенца. Потом опомнилась, смотрю по сторонам, а там драка «стенка на стенку» идёт. Шутов я знаю — за них и «вписалась».
— А ты этот… Хитрован? Тоже гнев… или злой умысел заставил тебя наброситься на гвардейцев? — указал обгрызенным перстом Владыка на нашего друга.
— Любовь, Ваше Величество… — привычно шмыгнул носом Штих. — Фаннечка… Лапочка моя несмышлёная! Её бьют, а мне в сторонке стоять? Решил сам принять удар за неё и отвлечь внимание добросовестных стражников путём раздачи тумаков. Родненькая! Готов умереть за тебя! Когда меня будут казнить, когда палач занесёт свой топор над моей влюблённой головой, я прочитаю самые лучшие стихи в своей жизни, и ты расплачешься, погасив костёр у моих ног своими слезами, и поймёшь, что лучше…
— Подожди! — рявкнул король. — Какой костёр?! Какими слезами его гасить?! Повесят тихо и всё!
— Да? Жаль… Такие стихи пропали… Может, тогда не надо? А?
Хуже всего пришлось нашему конвою. Если остальные могли хоть как-то проявлять свои эмоции, то бедным стражникам ничего не оставалось делать, как до боли прикусывать собственные языки, лишь бы не рассмеяться на посту. Лишь одна Веблия имела такое выражение лица, будто с размаху села на стоящий вверх ножками табурет.
— Парб Скала! — не унимался довольный допросом Ипрохан. — За что бил гвардейцев на посту?!
— Я не бил — только от той картины с голой бабой отталкивал и это… от жареной утки тоже. А то размахались, кто чем может — чуть всю красоту не угробили!
— Остался последний участник преступления… — посмотрел на меня Владыка, прищурив один глаз. — Требую объяснений!
— Великий! — развёл руки я. — Со мной всё ещё проще. Про события, предшествующие моему появлению, ничего не знаю, поэтому комментировать не буду. Спал… Просто спал, устав за день гонять это дурачьё! Шум, гам, крики за дверью. Высунул голову и слышу вопль Штиха Хитрована: «Наших бьют!». Естественно, что пошёл выяснять причину. Куча из тел и летающие предметы в узком пространстве коридора… Кто тут «наши», а кто «не наши»? Поди разберись! Ответ пришёл быстро в виде здоровенного мужика в латах. Он без разговоров, влепил мне в лоб! Ну, я и стал биться с теми, кто в такой же одежде. Спросонья… Честное слово, а то бы понял всё сразу. Но есть и хорошее в этом всём! Помните, я рассказывал Вам про интересную задумку Магистра Замруда Хохотуна? Мои парни и девушка доказали, что не хуже Веблиных гвардейцев, а то и лучше! Таким и оружия не надо — только мокрое полотенце и никчёмную картину в тяжёлой раме!
— Подумаю… Всё! — швырнув кубок в стену, прервал уставший венценосный таким своеобразным манером суд. — Мне всё ясно! Приговор!
Все напряжённо замерли, перестав ржать. Оно и понятно — может и кожу с живого содрать ради смеха.
— Повелеваю! — громко сказал Ипрохан, принимая в руки очередной ведёрный сосуд с бухлом. — Парб Скала! Раз так любишь изобразительное искусство, то обязан посещать все уроки в Школе Живописцев в свободное от шутовства время. К концу года должен представить мне картину собственного написания. Если не понравится — виселица!
— С бабой можно? — побледнев, пролепетал наш друг.
— Хоть с двумя!
— Могу и с тремя, если влезут.
— Штих Носач… Любишь огонь со слезами? Чистить каминные трубы до зимы! Тоже в свободное время!
— Фанни Колокольчик! Всё началось с тебя! Чтобы разрушить ваш опасный любовный треугольник, повелеваю во время следующего праздника… Какой он у нас там намечается?
— Молодого вина, через две недели, — ответил казначей.
— Отлично! Самое то! Повелеваю тебе стать женой… Илия Короля Шутов! Будешь Королевой Шутовкой! Никто не посмеет, кроме мужа, в кровать к тебе лезть!
— Я…
— Молчать! Последний наш подсудимый… А Илия и не за что, вроде. Если и есть за что, то такая жена будет хорошим наказанием! Всё! Теперь всем вина и празднуем… Что празднуем?
— Завершение сложного судебного процесса, Ваше Величество, — опять подсказал Саним Бельжкий.
— Точно! Музыкантов и моих фрейлин сюда. Остальные — вон! У себя нажрётесь!
Ошарашенные такой развязкой, мы вышли из королевских покоев, не глядя друг на друга.
— Повеселились на славу, — грустно подвёл итог нашим приключениям Штих.
Возразить ему никто даже не попытался…
31. Наказанные
Несколько дней мы приходили в себя. Даже Фанни была непривычно тиха и задумчива. Парни тоже не лучше: Штих, испытав все трудности работы трубочиста, постоянно чихал, жалуясь на боль от попавшей сажи в свой, и без того немаленький, а сейчас распухший ещё больше, «нюхательный аппарат»; Парб после первого же урока в Школе Живописцев заявил, что жить ему осталось всего лишь год, так как понял, насколько сложно рисовать не то что баб, но и просто ровную прямую линию провести. Чего греха таить, я сам был под стать друзьям, полностью опустошённый эмоционально после последних событий. И свадьба эта ещё… Надо бы поговорить с Фаннорией насчёт неё, но она явно не готова к разговору, да и я не знаю, что сказать — всё очень неожиданно и неприятно как-то. Посоветоваться бы с умным человеком, но с кем? С бездушным магом или ящером, который даже не человек? Не смешите — и так смешной!
