— Валентин, — подтвердил Алессио. Его лицо оставалось бесстрастным.
Алессио стоял, не сводя с меня глаз. Он пытался прочесть мои мысли, заглянуть в мою душу и увидеть мою правду.
Его нахмуренные брови говорили мне, что он ничего не видит.
Ничего, кроме гребаного пустого взгляда, смотрящего на него в ответ.
Алессио Иваншов мог читать меня, как книгу. Но не сегодня.
Его глаза злобно потемнели, прежде чем он посмотрел на Валентина. В его голубых глазах мелькнуло понимание. Я видел, как напряглось его тело от осознания этого.
Когда я позвонил Алессио и попросил его приехать в Россию, я сказал только, что это по делу. Я быстро уточнил, что есть способ сделать прибыльными как наш экспорт, так и импорт. Чтобы переправлять наш кокаин через границу, не платив посреднику. Он не стал меня расспрашивать. Он молчал в телефон. Я слышал его дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я слышал, как у него в голове крутятся колесики. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Я сказал ему, что мы должны встретиться с Валентином. Он знал то, чего не знали мы, и мог помочь уладить это дело до того, как мы расправимся с ним, как планировали.
Потом он вздохнул и сказал:
— Хорошо. Тогда увидимся.
Три слова-и он повесил трубку.
Я думал, он задаст мне вопросы. Я думал, он откажется.
Я думал о многом, и сейчас, когда Валентин сидел по одну сторону от меня, а Алессио-по другую, я почти жалел, что он не спросил меня и не потребовал объяснений. Я почти желал, чтобы он отказался.
Тогда мне не пришлось бы делать такой трудный выбор.
Можно было подумать, что Алессио Иваншов умнее этого…можно было подумать, что он добровольно не пойдет в объятия смерти, но он меня удивил. Глупый. Чертовски глупый, а теперь…
Тик…Так…
Алессио сел. Его голова была высоко поднята, подбородок приподнят, а плечи расправлены. Он выглядел готовым к битве. И все же…он был совершенно уязвим. И он знал это.
Он, черт возьми, знал это, и он все равно занял это место.
Вставай. Вставай на хрен и убирайся отсюда.
Я хотел закричать на его глупость, но вместо этого в моей груди только зарычало от разочарования.
Блядь.
БЛЯДЬ.
Сделай выбор, Виктор… — сказал он. Они оба сказали.
— Виктор рассказал тебе подробности? — Валентин вздрогнул, словно это была обычная деловая встреча.
Алессио потер большим пальцем сжатую бородатую челюсть. — Нет. Но я предполагаю, что это что-то меняющее жизнь, если меня привезли сюда, чтобы обсудить какие-то деловые вопросы. У меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Так что я решил, что мы уже начнем это дерьмо.
— Ты всегда такой… — Валентин поднял руку в воздух, делая какое-то бессмысленное движение. Он думал о слове, которым можно было бы описать Пахана.
— Требовательный? Высокомерный? Сложный? Амбициозный? — спросил я, насмешливо приподняв бровь.
Алессио невесело усмехнулся. — Да. Я думаю, что это идеальное описание. Просто спросите мою жену.
Он потянулся к бутылке виски и налил себе стакан. — Тогда, может быть, перейдем к делу? — спросил он, его взгляд на мгновение остановился на мне, прежде чем он снова уставился на Валентина.
— О да. Мы спросим. Всему свое время, Алессио. Всему свое время.
Алессио поднес стакан к губам и залпом осушил половину.
Тук. Тук. Тук. Тук.
Я задумался, должен ли я продлить эту…эту гребаную пытку…
Неужели я должен так долго тянуть неизвестность?
Может быть…может быть, я мог бы облегчить…
Легкая смерть. Легкая мишень.
Алессио посмотрел на меня поверх бокала, его голубые глаза были холодны, как лед. Они потемнели с намеком, показывая мне зло под ними. Но когда он моргнул, она исчезла.
Один из его кулаков сжался над коленом, но он остался сидеть…как будто он ждал. Ждал, когда я пошевелюсь, ждал, когда я начну действовать. Чтобы закончить это.
Тик…Так.
Алессио поставил стакан на стол, и он склонил голову набок, глядя, все еще ожидая. Атмосфера в кабинете потемнела, становясь все более прохладной. Мой палец скользнул по пистолету на боку.
Я взглянул на Валентина, и его губы изогнулись в легкой ухмылке. Его взгляд встретился с моим, а затем он быстро кивнул, как будто давая мне разрешение сделать то, что я должен был сделать. У него кончалось терпение, но он все еще был очень возбужден от этого.
Тик… Так…
Я оглянулся на Алессио. Мой Король. Человек, которого я поклялся защищать любой ценой. Я был всего лишь маленьким ребенком, когда мы стали неразлучны, когда я осознал тяжесть своего долга в качестве его заместителя. Мы не вышли из одной утробы, у нас не было одинаковых отцов, но тем не менее мы были братьями.
Я вспомнил время, когда мы впервые убили вместе. Нам было двенадцать. Это было мое первое убийство, а для Алессио-третье. Его удар был точен, мой-слегка неточным. Его нож попал в сердце, мой-в артерию рядом. Там была кровь. Там пахло смертью.
В тот момент я испытывал чувство неудачи. Я боялся разочаровать Льва, отца и Алессио. Но тут ко мне подошел Алессио, совсем еще юноша, но уже зрелый, как все мужчины на несколько лет старше его. Он хлопнул меня по спине и усмехнулся. Я все еще помнил его слова. — Мы убили его.
Тик…Так
Мои часы были ярким напоминанием о том, что я должен сделать. Я посмотрел на минутную стрелку, и мне показалось, что она застыла во времени.
В первый раз я не мог найти удовлетворения в затягивании ожидания. Кровь яростно ревела в ушах, в голове стучало. Сердце тяжело билось в груди.
Алессио поставил стакан и откинулся на спинку стула. Его голова была высоко поднята, локти покоились на подлокотниках. Его ноги твердо стояли на земле, и он медленно морнул.
Гребаное дерьмо.
Этот ублюдок знал, что это самоубийство, и давал мне легкий доступ.
Я схватил пистолет дрожащей рукой. Валентин заметил мое движение и нетерпеливо подался вперед. Алессио застыл на месте.
Он знал, он, черт возьми, знал…и все же он не двинулся.
ПОЧЕМУ?
Мне хотелось закричать на него, но я сдержался, чтобы не показать своего внутреннего смятения. Сдерживая все безумные эмоции внутри, я наблюдал за происходящим в замедленной съемке. Как будто я смотрел со стороны.
Хотя именно я держал жизнь и смерть в своих голых руках.
Подняв пистолет, я увидел, как на долю секунды глаза Алессио расширились. Мой взгляд заметил, как вздернулась его шея, когда он сглотнул, увидел, как сжались его челюсти, прежде чем она стала твердой.
