— Жива-здорова, — сказал опер, обернувшись и подслеповато прищуриваясь. — Как будто спит.
— Спит? — переспросил Глеб. — Будите!
Ее стали усердно трясти, пытаясь разбудить. Но она не реагировала. Тело безвольно колыхалось от тряски, глаза не открывались, на голос опера не отвечала.
— Запаха алкоголя нет. Похоже, под наркотой или наркозом, — сказал все тот же опер, оторвавшись от нее.
— Или под гипнозом! — сорвалось с языка Корозова, стоявшего рядом с Аристархом.
Это прибавление заставило оперов почесать затылки, а Акла-мина вскинуться, серьезное неулыбчивое лицо на мгновение оцепенело, и он тут же резко скомандовал:
— Оставьте ее! Все наверх! В хирургию!
Опередив Аристарха, Корозов толкнул дверь из приемного покоя в коридор больницы и переступил порог. Когда поднялись в хирургическое отделение, коридор встретил их полной темнотой. И это удивило Глеба.
— Черт! Что тут у них творится? Почему темно? — пробормотал он негромко.
Оперативник достал свой фонарик, высветил на стене выключатель и щелкнул им. Тускло загорелась одна лампочка над входом в отделение, освещая небольшое пространство коридора.
— Что за ерунда! Выключатель для одной лампочки! — буркнул себе под нос.
— Свети фонарем! — сказал Глеб оперативнику и показал направление, куда надо светить.
Все двинулись влево по коридору к палате, где лежала Римма. Луч фонарика, раздвигая темноту, метался по белому потолку со светильниками, чистой плитке пола и по белым с темными плинтусами и разными медицинскими плакатами стенам. Медленно и бесшумно ступая по длинному коридору, Корозов предупредил опера:
— Справа у стены карман, там стоит стол медсестры. Возможно, там общий выключатель света.
Двери в палаты были плотно закрыты, на их белом фоне лучом высвечивались черные номера. В палатах тихо, как и в коридоре. Опер с фонарем шел сбоку от Корозова, крадучись, ступая на пальцы, делая усилие над собой, чтобы не создавать шума, как будто боялся своим топаньем нарушить покой в палатах. Сзади них без суеты и шарканья шли Аристарх и второй опер.
Оперативник посветил вдоль правой стены, и все увидели стол и медсестру за ним. Та спала, навалившись грудью на столешницу, положив лицо на руки, скрещенные на открытом журнале. Настольная лампа на столешнице выключена. Оперативник лучом фонаря провел по стене, наткнулся на целый ряд выключателей, щелкнул крайним. Над столом вспыхнул свет. Опер коснулся плеча медсестры. Та неожиданно быстро встрепенулась, подняла голову и удивленно уставилась на всех. Руки моментально поправили колпак на голове, подсовывая под него вылезшие по бокам волосы. Глаза на бесцветном лице часто заморгали:
— А вы кто? Как вы здесь очутились? Что вам здесь надо?
— Почему у вас нигде света нет? Это вы отключили? — Акламин достал удостоверение и показал ей.
— Я не выключала, — торопливо вскочила с места и отрицательно закрутила головой медсестра.
— А почему вы спите за своим столом во время дежурства? — строго спросил Аристарх.
— Я не спала! Я никогда не сплю! — опять закрутила головой и даже возмутилась медсестра.
Усмехнувшись недоверчиво, Аристарх не стал больше акцентировать на этом внимание и задал новый вопрос:
— Кто-нибудь посторонний был здесь до нас?
— Был! — охотно подтвердила медсестра. — Вот он. — Показала на Корозова. — Он приходил к Дригорович, которая лежит в нашем отделении.
— А после него кто еще приходил?
— Нет. Никого не было. Кто же по ночам ходит?
— Разбудите Дригорович, нам надо с нею побеседовать, — сказал Акламин и положил удостоверение во внутренний карман пиджака.
Удивленно качнув головой, медсестра вздохнула:
— И вам она тоже звонила? Ну что за душа неугомонная! Заведующий сказал, что завтра ее выпишут.
Оперативники пошли за медсестрой, которая, включив в коридоре свет, направилась в девятую палату за Дригорович. Подойдя к двери палаты, тихо приоткрыла ее и вошла внутрь. А через полминуты вылетела оттуда пулей, оторопело стала бегать глазами с одного опера на другого, произнося дрожащими губами:
— Ее нет. Кровать пустая. Можете проверить. — Открыла дверь так, чтобы была видна постель Дригорович.
Оперативники заглянули внутрь, один из них подошел к кровати и руками потрогал матрац, словно не верил своим глазам, что на нем нет никого.
— Куда она делась? — спросил второй, подслеповато щурясь.
— Не знаю, — похолодев, обронила девушка. — Ума не приложу! Может, в туалет пошла? — Предположила и метнулась к туалету.
Подошли Акламин и Корозов. Проследив за медсестрой, опера уставились на Аристарха. Тот, в свою очередь, кинул взор на Глеба — ждал, что скажет он. Быстро вынырнув из туалета, медсестра развела руки:
— Пусто! Можете сами глянуть, там никого нет. Ни в женском, ни в мужском! — И, сорвавшись с места, бросилась проверять по другим женским палатам. Забегала в них, выскакивала, мотала головой, показывая операм, что там тоже Риммы нет.
Пробежав по всем палатам и еще по каким-то кабинетам, медсестра кинулась к кабинету заведующего отделением. Громко постучав в дверь костяшками пальцев, прислушалась, но ответа не последовало. Нажала на дверное полотно ладонями и осторожно вошла, не включая в кабинете свет. Очевидно, девушка думала, что заведующий спал, и намеревалась тихонько разбудить его. Но прошло немного времени, и из кабинета разнесся ее испуганный крик. Оперативники кинулись на него. Глеб поспешил следом. Выскочив в коридор, медсестра тянула вперед руки, на которых была кровь. Девушка показывала их, перекосив лицо от страха. У нее душа ушла в пятки. Пыталась что-то вымолвить, но язык словно прирос к нёбу. Отодвинув ее, оперативники ринулись в кабинет. Через окно пробивался слабый свет от уличного освещения. Впопыхах зашарили руками по стене, ища выключатель. Наконец нащупали, включили. Перед ними были стол и стул. Упав грудью на крышку стола, тело Ганилевского безвольно висело, полусидя на стуле. Из-под головы, лежавшей на куче бумаг, растеклось по столешнице кровавое пятно. Подслеповатый оперативник приподнял ее, и все увидели, что пуля вошла врачу точно в висок. В дверном проеме показалась дрожащая медсестра, прижалась к дверному косяку. Аристарх оглянулся на нее:
— Вы говорили, что здесь никого не было!
— Никого. Я никого не видела. — Губы у девушки побелели, она помертвела, голос захлебывался, казалось, что только сейчас до нее стало доходить, что здесь произошло убийство.
— Может, вы кого-то скрываете? Кого? — Неулыбчивое лицо Аристарха еще больше испугало девушку, казалось, от его взгляда не могло укрыться ничто.
Задохнувшись от его вопроса, медсестра часто заморгала, а потом чуть ли не взмолилась:
— Никого. Ей-богу, я ничего не знаю! Честное слово.
