— Смотри, чтобы люди Исая действовали предельно осмотрительно! А ты постоянно держи меня в курсе событий! И никакой самодеятельности, никакой!
Дополнительно к этим мерам Исай усилил личную охрану Корозова, на что Глеб недовольно заметил:
— Это уже лишнее, Исай. Перестраховка.
— Сейчас лучше перестраховаться, Глеб, чем лопухнуться в очередной раз, — невозмутимо парировал начальник охраны.
С этим спорить Корозов не мог. События приобретали бурное развитие, поэтому следовало быть постоянно начеку, готовым к любому повороту дел. Звонок секретаря оторвал Глеба от бумаг. Он отложил авторучку в сторону, взял трубку телефона.
— Тут просят соединить, а кто, не говорят! — услышал возмущенную отрывистую речь секретаря.
— Пусть сначала вспомнят свое имя, а потом звонят! — недовольно отозвался Корозов и положил трубку на телефон.
Прошло совсем немного времени, и секретарь вновь потревожила Глеба. На этот раз голос ее был еще более взбудораженным:
— Говорят, что передают привет!
Не дослушав, Глеб вспылил:
— Не отрывай меня от дел!
В ответ голос секретаря слегка дрогнул, она запнулась на секунду и пискнула:
— Ольга. Говорят, привет от Ольги.
— Чего ты там мямлишь? — Глеб стремительно прервал объяснение секретаря, имя жены вмиг заслонило ему все. — Соедини немедленно! — Он почувствовал, как шея под воротом белой рубахи вспотела, а спину обдало холодком.
Из телефонной трубки разнесся голос Велинской:
— Ты не хочешь со мной разговаривать, Глеб? Почему?
Привстав с места, он сжал в руке трубку с такой силой, как будто хотел выжать из нее сок:
— Потому что я люблю разговаривать с людьми, у которых есть имена! — проговорил резко, надеясь, что в ответ Велинская назовет себя.
Однако этого не произошло — она пропустила его намек мимо ушей:
— Ты, наверно, обиделся на меня, Глеб? Мой человек немного перестарался, но я надеюсь, что с твоей головой все в порядке и ты не потерял способность разумно мыслить.
От этих слов у Корозова внутри все заклокотало, затылок напомнил о себе болью, полученной от удара, а его как будто даже стало подташнивать, как при сотрясении. Глеб ногой отодвинул кресло и машинально тронул рукой потылицу. Готовый взорваться, он усилием воли сдержал себя, помня, что его эмоции сейчас могут навредить Ольге. Сказал ровно:
— Я слушаю тебя, хотя удовольствия твой голос мне не приносит.
— Я и не рассчитываю на это, Глеб, — усмехнулась она. — Мы же не в постели с тобой, чтобы доставлять удовольствие друг другу. Тебе, естественно, было бы приятнее услышать голос жены. А увидеть ее еще приятнее! Ты просил доказать, что я знаю, где Ольга. Хоть это и лишнее. Ты уже понял, что она в моих руках. Но я все-таки решила проявить благородство и отправить тебе доказательства. Я не люблю жлобов и людей с апломбом, и сама не страдаю этим, потому иду тебе навстречу. Надеюсь, и ты будешь так же отзывчив ко мне.
В ответ Глеб не успел ничего сказать, потому что Дарья резко оборвала разговор и в трубке наступила тишина. Он еще некоторое время держал ее возле уха и слушал тишину. Потом разочарованно положил трубку на телефон, прошелся по кабинету, ничего перед собой не видя и не слыша, но пытаясь сообразить, какие доказательства может получить от похитителей. Взгляд скользил по давно знакомым стенам с картинами и не узнавал их, как будто видел впервые. Воздух казался спертым, хотя работал кондиционер и было прохладно. Но дышалось затрудненно. Лицо горело. Сделав несколько кругов по кабинету, он вернулся к столу, придвинул кресло, сел, откинулся на его спинку. Оно скрипнуло под ним коротко и устало. Сколько времени так просидел, он не знал. Очнулся от своих мыслей тогда, когда приоткрылась дверь кабинета и заглянула секретарь:
— Я звоню, а ответа нет, — пояснила она смущенно.
Глянув на телефон, он понял, что отключился настолько, что не слышал звонка. Остановил рассеянный взгляд на секретаре. Та, в свою очередь, выглядывая из-за двери, не моргая смотрела на него:
— Тут пришли, передали пакет. Исай задержал этого человека.
Вспомнив слова Велинской, Глеб выпрямил спину, твердо упругим голосом сказал:
— Давай всех ко мне!
Секретарь скрылась за дверью, но через минуту дверь широко распахнулась и Исай втолкнул в кабинет маленького тщедушного человечка с красным носом. По лицу этого человечка было видно, что он давным-давно уже не просыхал от спиртного. Он и сейчас был в состоянии легкого опьянения и потому хорохорился и отталкивал Исая от себя. Волосы торчали клочьями, как шерсть у изможденной старой одинокой собаки. Глеб посмотрел на него с неприязнью. Помятая не первой свежести одежда на человечке говорила о том, что она давно не знала женских рук. Глеб попытался поймать бегающий взгляд:
— Бомж, что ли?
Опередив бродягу, Исай кивком головы подтвердил и отточенным движением руки откинул челку с высокого лба. Но бомж покривился и ответил на вопрос по-своему:
— Я свободный общественно независимый человек! Коротко — сонч!
Нахмурившись, Глеб еще раз окинул его с ног до головы:
— Ну да, разумеется. Сонч. Кто бы сомневался? Однако пьешь, ешь и носишь шмотки, которые производит общество, а так ты независимый. Вот только не пойму: чем в таком случае сонч отличается от бомжа?
— Эх, дремучий ты мужик! — мотнул головой тот и, покачиваясь, растягивая слова, пояснил: — Бомж — это мыкающийся потерянный человек, а сонч — свободный от общества, независимый от него человек. А шмотки, жратва и пойло — это помощь обществу избавиться от избытка произведенной им дряни!
— Между тем по одним углам с бомжами ошиваетесь, — отмахнулся Глеб.
— Ты не прав, мужик! — морща все свое маленькое худосочное лицо, пьяно возмутился сонч. — Ох, как не прав! В этой жизни у каждого свой угол. Свой. Ты тоже заперт в своем углу. И отличаешься от меня лишь своей белой рубашкой. Но белую рубашку напялить может всякий. Я в том числе. А вот в мою форму ты обрядиться побрезгуешь. А все почему? А потому, что не твой это угол.
— Да и ты в белой рубашке не попадешь в мой угол, — парировал Глеб, с любопытством поглядывая на сонча.
— А вот тут ты прав, мужик, — согласился тот. — Не мой это угол. И делать в нем мне нечего.
— Наконец-то разобрались, — усмехнулся Глеб. — Зачем ко мне пожаловал, свободный независимый человек?
Но Исай опять опередил ответ сонча, въедаясь в него колкими глазами:
— Пакет притащил тебе! Вот этот. — Приподнял сверток, который был в его руке, показал Корозову.
И опять сонч покривился, выпихнул из себя с задержкой, глядя на Глеба с вызовом:
— Я посыльный сегодня. Посылки разношу.
