— Найди мне Исая.
Тот быстро нашелся в своем кабинете. Войдя к Корозову, увидал разбросанные стулья, поднял их и остановился посередине. Глеб неподвижно стоял у своего стола. С лица полностью еще не сошла краска.
— Звонила воровка, — сказал он. — Ольга точно у нее, я слышал в трубке ее крики, она в опасности! Она в опасности, Исай! — помолчал, наполняя легкие воздухом. — Тебе удалось что-нибудь накопать?
Подойдя ближе, Исай достал из кармана джинсовой куртки свернутый лист бумаги и протянул Глебу. Тот развернул. На листе была распечатка номеров телефонов.
— Звонила она тебе вот с этого номера, — сказал Исай, приглаживая челку. — Я навел справки о номере и нашел владелицу. Ею оказалась молоденькая девочка, которая недавно потеряла телефон, но где могла потерять, даже не представляла. Предполагает, что где-нибудь в магазине. Таким образом, история известная, надеюсь, пояснять больше ничего не надо. Эта гипнотизерша каждый день может менять телефоны. Для нее все проще пареной репы.
Информация расстроила Глеба. Не стоило гонять Исая на телефонку. Мог бы и сам догадаться.
— Чертова бестия! — пробормотал он. — Как же ухватить ее? Где найти зацепку?
— Я сразу заглянул к Акламину и передал ему эту информацию! — продолжил Исай. — Попросил поставить под контроль звонки с этого номера. Если поставит, тогда удастся определить место, откуда они идут.
Удовлетворенно кивнув, Глеб заложил руки за спину.
— Рассказ бомжа, который принес пакет, то бишь сонча, как он себя называет, подтвердили его собутыльники. Не соврал! — докладывал дальше Исай. — Но, кроме того, оказалось, что один из этих собутыльников тоже по малой нужде выходил следом. Только справлял нужду не у мусорных ящиков, а за деревьями против подъезда. Ничего не попишешь: сонч. Он хорошо видел и машину, и бандита. Перетрусил, когда увидел пистолет. Обмочился даже. Но номер машины запомнил, и внешность бандита худо-бедно обрисовал. По крайней мере, теперь хотя бы кое-что у нас имеется. Я уже направил своих людей по городу на поиски этой машины.
— Надеюсь, Аристарху тоже сообщил? — спросил Глеб.
— Разумеется, — подтвердил начальник охраны.
Выслушал его, Глеб связался с Акламиным, рассказал о последнем звонке воровки и справился:
— Ты сможешь номер ее телефона взять под контроль?
— Уже работаю над этим, — ответил Аристарх.
— Слушай, может, мне самому позвонить ей и назначить встречу по какому-нибудь поводу? — спросил Корозов. — А там и возьмем за шиворот!
— Ни в коем случае! — предостерег оперативник. — Она увидит, что ты узнал ее номер, и немедленно сменит сим-карту. Мы потеряем ниточку. Не суетись! Я понимаю твое беспокойство, но потерпи, чтобы не сделать хуже! Видимо, скоро она снова свяжется с тобой — вот тогда и обыграй эту тему, но если не получится, не лезь на рожон, чтобы не насторожить ее. Пусть думает, что полностью владеет ситуацией. Может, расслабится и сделает какую-нибудь ошибку.
После того как Муха вылез из машины Насти, она, защелкнув замки дверей, посидела в тишине, успокаиваясь. Но настоящего успокоения не произошло. Если бы она знала, что Иван в больнице ждет ее не дождется, она бы неслась к нему как на крыльях. И даже этот отвратительный тип, забравшийся сначала среди ночи в квартиру к Ивану, а теперь к ней в машину, не испортил бы ей настроение. Но она знала, что этого не было, и потому направлялась к Млещенко, превозмогая свое отвратительное состояние. Последнее время, вообще, все шло не так хорошо, как хотелось бы. По большому счету произошедшие события расставили все точки над «i». Ждать чего-то лучшего вряд ли приходится. Конечно, хорошо, что Иван пошел на поправку, но ей-то что от этого? И вопрос еще, поймают ли того, кто хотел убить его? Не задумает ли он добить Ивана окончательно? Получается, ничего хорошего пока не светит ни ей, ни Ивану. Вот такой расклад в картах. Много бабья ошивалось вокруг Млещенко, а на поверку никому он здесь не нужен. Дай волю, на его деньги мгновенно припрыгают, друг дружку в кровь исцарапают, но сам он для них — пустое место. Не зря она всем этим барышням перекрыла кислород. И хоть бы одна затеяла с нею драку за Ивана. Нет. Даже ухом не повели. Может, и Римме Дригорович, если та вдруг вновь нарисуется, точно так же перекрыть кислород? Однако вряд ли получится. Она, похоже, из другого теста слеплена, с нею этот номер не пройдет. К тому же не она, а Иван егозил в ее сторону. А тут еще угрозы этого бандита. Они звучали у Насти в ушах. Она, конечно, терпеть не могла Римму, но чтобы стать наводчицей для какого-то недоноска — это уже слишком. Ведь в этом случае получилось, что она как будто оказалась в сговоре с ним. Какая дичь! Настю коробило от этого. Наконец, оторвавшись от собственных мыслей, бросив взгляд на двигающийся мимо транспорт, девушка глянула в зеркало. Ее лицо не понравилось ей. Она сделала гримасу недовольства. Поправила на груди синий блузон, еще раз посмотрелась в зеркало, растянула губы в воображаемой улыбке, вдохнула воздух и завела мотор. Тронула машину с места. В больнице, накинув на плечи белый халат и думая о том, как все плохо складывалось в ее жизни, Настя поднялась в хирургическое отделение. Прошла по коридору, обтекая медленно двигавшихся пациентов, вошла в палату к Млещенко. Он лежал в бинтах. Был бледен, слаб. Сев на стул возле его кровати, стала задумчиво смотреть на него. Иван тоже смотрел на нее. Оба молчали. И не потому, что Млещенко слаб и не мог еще нормально говорить, просто им нечего было сказать друг другу. Вот так часто случается. Когда люди находятся врозь, им, кажется, есть о чем поговорить, а когда встретятся — не находят эмоций для радости и слов для общения. Вдруг ей пришло в голову: а вот не дай бог отдаст концы Млещенко — и она сразу словно осиротеет, хотя, надо быть справедливой, последнее время возле него она тоже не чувствовала себя защищенной. Однако сейчас ей особенно стало жалко себя, очень жалко, аж защемило в груди, в глазах появилась грусть. Хоть бы слово сказал, гад! Лежит себе молчком, точно уши повесил на гвоздик, глазами хлопает, пальцем не пошевелит. И не понять, хочет ли видеть ее сейчас?
— Ты хотя бы промямлил чего-нибудь. Слышишь меня? — спросила Настя.
Он чуть шевельнул губами, но ничего не произнес. А ведь мог бы что-нибудь сказать. Ну просто что-нибудь. Пусть даже ни о чем. Попросту подать голос. Не отсох бы язык от этого. В груди у Насти заелозила злость. Девушка представила, как он оживился бы, если б на ее месте сейчас сидела Римма. Наверняка оживился бы, не был бы таким бездыханно-равнодушным. От этой мысли ей сделалось не по себе.
— Ты не рад меня видеть? — спросила, глядя на его торчащие, чуть засаленные волосы. — Мне вчера позвонили, что ты очухался. Кто на тебя напал? Сказать можешь? Поблагодарил бы хоть меня за то, что я тебя нашла и вызвала скорую! Без меня отдал бы там концы. Молчишь? Ничего сказать не хочешь? Ну, молчи и дальше. По крайней мере, живой. Я могу больше не приходить, если не хочешь.
Подумала, что, если она порвет с ним, она останется одна. А он… А зачем ей думать о том, что будет с ним? Выживет — выживет. Не выживет — умрет. Какая ей разница? От этих мыслей было горько. Смотря на Млещенко, она не могла определить для себя, чего ей больше всего теперь бояться и чего больше всего хотеть. Получалось, что она должна быть заинтересована сейчас в том, чтобы Римму как можно скорее разыскали те, кто последнее время так упорно допытывался у Насти, где Дригорович. Уж, наверное, ищут они ее не для того, чтобы погладить по головке. Видать, большой грешок водится за Дригорович. Стало быть, им надо помочь отыскать Римму. И, возможно, после этого от нее останется одно имя. Настю это вполне устроило бы. Вздохнув, она нахмурилась. За себя следовало бороться, уж так устроена жизнь. Неожиданное появление медсестры прервало ее размышления. Та вошла в палату стремительно, как будто ворвался ветер или влетела пуля. Вошла с оперативником, глянула на Настю, говоря этим взглядом, что время той закончилось. Потом повернулась к оперу, рукой показала на Млещенко, предупредив:
