– Лучше бы мы полетели, – продолжала кукситься я, ерзая на голубых половичках, которые лежали на полках то ли для красоты, то ли вместо покрывал.
– Нет, не лучше, – тут же перестал улыбаться Кирилл.
– Почему ты боишься летать? – мой язык бежал впереди паровоза.
Кирилл взглянул на меня, и я считала удары сердца с перестуком колес. Напряжение повисло между нами, и показалось, что сейчас снова заработаю наказание за дерзкие неуместные вопросы. Но Салманов первый отвел глаза, стал возиться с бельем.
– Поезд как поезд. Вполне чисто, – проговорил он, игнорируя мой вопрос. – Меня устроит татарский колорит вполне. Ляжем спать и не заметим.
– Ты ляжешь, да? И не будешь чесаться тут?
Я решила не настаивать на неудобном вопросе, чтобы не дразнить гусей. Моя задница еще помнила неласковые удары плети.
– Буду, конечно, но завтра действительно сложный день, и нам обоим нужно выспаться. Или ты собиралась всю ночь напиваться в вагоне-ресторане? Только корейской морковкой не закусывай, – снова стал издеваться Кирилл, присев напротив меня.
Проводница принесла нам чай в граненых и с подстаканниками.
– Ради этого люблю ездить в поездах. Классные штуки, – кивнул на чай Кирилл.
Мы пили чай с сэндвичами из кофейни от Рустема, смотрели в чернильную темноту за оком, проводница забрала пустые стаканы.
– Чистить зубы и спать, – скомандовал Кирилл, когда мы снова остались вдвоем.
– Ты не собираешься заниматься со мной сексом? – выпалила я. Кто объявил сегодня ночь глупых вопросом?
Почему-то я была уверена, что Салманов захочет трахнуть меня в поезде. Не знаю. Он как-то говорил, что секс в общественных местах может быть очень горячим, и ему нравилось щекотать себе нервы. Когда я заказывала СВ, то не могла отделаться от мысли, как Кирилл будет настаивать интима в дороге, на узкой лежанке, а то и вовсе ночью в пустом коридоре или тамбуре, зажимая мне рот рукой.
– А ты бы хотела? – ответил он вопросом на вопрос.
– Эээ… – протянула я, не зная, стоит ли откровенничать. Все же пока фантазии были намного комфортнее реальных перспектив.
– Боюсь, мы свалимся с этого прокрустова ложа, – проговорил Салманов. – Или я сойду с ума, глядя сквозь почти прозрачную простынь на этот синенький коврик.
– А если коврик убрать? – выдохнула я.
Кирилл хмыкнул.
– Тогда будем скользить по этой скользкой искусственно резиновой коже. К тому же тебе стоит воздержаться после вчерашнего, моя голодная девочка.
Я сглотнула, покивав. Салманов поцеловал меня в лоб, разделся, повесив одежду на плечики, чтобы не мялась, и забрался в постель. Я последовала его примеру через минуту.
Колеса продолжали выстукивать неповторимый ритм, качая, убаюкивая.
– Дарина, – продрался сквозь дрему голос Кирилла.
Я моментально проснулась.
– Ммм?
– Ты не спишь?
– Сплю.
– Невозможно ответить утвердительно на этот вопрос. Если бы ты спала, то просто промолчала бы.
– Боже, Кирилл, ты самый нудный человек во вселенной.
– Это вряд ли, – я слышала, что он говорит это, улыбаясь. – Но за сотню самых нудных вполне могу побороться.
– Если объявят соревнования, я буду за тебя болеть.
Он засмеялся.
– Очень мило с твоей стороны.
Тишина и стук колес, но мне уже не спалось. Кирилл хотел что-то спросить, но, похоже, не решался. Странно. Нерешительный Салманов – это что-то новое.
– Детка…
– Ммм? Я сплю, если что.
– Расскажи про Женю…
– Я все рассказала, – ответила ему после небольшой заминки.
Воспоминания о первом не самом приятном посещении игровой врываются в мой мозг, отравляют момент мыслями о Кирилле, который почти не общался со мной после наказания. Но это не страх и не боль, а скорее какое-то назидание. Я должна доверять ему, чтобы это не повторилось. Я не должна его обманывать, чтобы это не повторилось. Но я могу отделаться общими фразами, чтобы не пускать его дальше того, за что он заплатил.
Только вот не хочу. Потому что цену моей покорности Салманов измерил не деньгами. Или не только ими. Между нами что-то поменялось. Вчера ночью я поняла это совершенно четко, а сегодня весь вечер Кирилл и не думал это отрицать. Поэтому я была готова рассказать ему… все.
– Не все, – откликнулся Кирилл. – Мне кажется. Я должен знать все подробности, малыш.
– Разве адвокат не докладывает?
– Докладывает, но хотел бы узнать то, что ты знаешь.
– Меня там не было, Кирилл.
– Знаю. Но он тебе говорил что-то?
Я вздохнула.
– Они пошли с одногруппниками в клуб. Праздновали посвящение в студенты. Там были ребята с параллельного потока. Уже на улице они сцепились. У Женьки обострённое чувство справедливости. Он заступился за девушку из группы. Разумеется, все были нетрезвые. Женьке разбили очки. Он больше ничего не видел. Парень, который доставал девчонку, попал в реанимацию. Он до сих пор не в состоянии что-то рассказать толком. Брат проходил свидетелем, а потом за ним пришли. Оказалось, что все изменили показания и указали на него. Женька велел мне нанять своего преподаватель для защиты, сказал, что доверяет ему.
– Гараев, – понял Кирилл.
– Угу. И он…
– Да, доверять мужику, который предложил тебе продаться в БДСМ клубе – так себе идея, – перебил Салманов.
Спорить с ним было сложно.
– Я поняла уже.
– А раньше не понимала? – огрызнулся Кирилл, разозленный моим рассказом.
– Не знаю. На меня как затмение нашло. Женька запретил продавать квартиру. Сказал, что отсидит, если приговорят, и я не должна страдать.
– Герой, вашу мать, – снова рявкнул Кирилл.
– А что еще он мог сделать? – вступилась я за брата.
– Много чего, Дарин. Я вообще не понимаю твоих жертв ему во благо. Сначала ты бросаешь школу и работаешь с шестнадцати лет, потом вот это вот все…
– У меня не было выбора.
– Выбор есть всегда.
– Ты не понимаешь, Женька, он же гений. Он должен учиться. Его на юрфак взяли без экзаменов, хватило ЕГЭ и олимпиады.
– А ты, очевидно, набитая дура. Прости, малыш, но это бред. Ты, конечно, не гений, особенно учитывая твои затмения, но и не конченая тупица.
– Спасибо. Польщена, – выплюнула я ядовито, злясь, что он не понимает.
– И не надо обижаться. Ты знаешь, что я прав.
– Ты всегда прав.
