— Спать вали, мушкетер, — добродушно посоветовала я, — как-нибудь без тебя справимся. Сам же знаешь, ночь — не твое время. А до рассвета все так или иначе ясно будет.
Петух моргнул, соглашаясь, но с места не сдвинулся.
ГЛАВА 11
"— ... А что — Степан? Степан твой — волк. Чистый волк. Захотел — взял. Не сумел — сдох. Обычное дело для волка.
— А я, значит, не волк? — в голосе звучала обреченность, пополам с иронией.
— Не, куда тебе, Петечка. Ты не волк, и не примазывайся. Ты — пес, на сворке у новой власти. И быть тебе псом, на другое ты не годен. Вот и охраняй хозяина. Не усторожишь — водой и вытечешь, — тихий смех звучал добродушно, но почему-то пугал до икоты.
— А Алексей?
— Третий ваш? Он может и человеком остаться. Случай у него будет.
— Обещаешь?
— Обещаю, Петечка. А ты знаешь, мы и просто не врем, а уж с обещанием и подавно не лукавим.
— Благодарю, — сдержанно ответил тот же голос. Было светло и немного морозно, пахло тиной и прелыми листьями. Над головой сияло серебром осеннее небо и кружились желтые листья, ветром сбитые с тоненькой березки. Бочаг темнел черным зеркалом. Мостки через него покачивались, словно предостерегая, что выдержат разве что кошку, и то — некрупную.
— Не на чем, Петр. Иди с моим благословением.
— Без благословения справлюсь.
— Ну, иди без него. И не оглядывайся. Обернешься — назад не вернешься.
— Ну-ну, — бросил голос и мостки качнулись, разбивая черное зеркало и приводя в движение целую галактику листьев, нападавших в воду..."
Голова была тяжелой, словно меня то ли вечером упоили, то ли ночью попытались задушить подушкой. Ночь, теплая и душная, обволакивала и путала. Краем простыни я вытерла потное лицо, не понимая, что меня разбудило. Судя по положению луны, висящей в правом верхнем углу окна, было часа два ночи.
— Кира! Киреныш, — голос звучал негромко, кажется, за воротами, — Открой скорей, я промок и замерз.
Папа?! Откуда он здесь? Он же в больнице, в городе. Когда я его навещала, был бодр как бобр, но никуда не собирался и правильно делал. Ожоги — дело такое, серьезное.
— Кирюша!
Я спустила ноги, нашаривая тапки и потянулась к окну.
Тихий, предостерегающий рык остановил меня. Понимание обрушилось, как ледяной водопад — со сна я едва не попалась! Замерз он... Июльской ночью, при двадцати градусах! Или оно? Как правильно?
— Спасибо, Призрак, — бросила я и проверила защелку на окне. Хотя — будь оно распахнуто настежь, сюда никто не войдет, пока не впустим.
За стенкой негромко переговаривались.
Я быстро оделась, не зажигая свет, благо, джинсы и футболку далеко не убирала, прихватила нож и зажигалку и толкнула тяжелую дверь.
Мама с теткой Оксаной сидели на кухне. "Сестра" время от времени косилась на окно, наглухо закрытое и занавешенное и нервно скалилась. А оттуда неслось заунывное: "Юля, открой... Юленька, я устал с дороги".
Мама была или казалась почти спокойной.
— Я думала, нас не найдут, — полувопросительно сказала она.
— Я тоже думала, — вздохнула я, проходя к столу. Света от луны, светившей в окно моей спальни, как раз хватило на то, чтобы не споткнуться об кота. — С ними кто-то очень сильный.
— Алена, — мама пожала плечами, словно извиняясь за что-то.
— Алена? Елена Нери? — Сообразила я, — Швейцарка?
— Она такая же швейцарка, как я — китайский трамвай. — Мама шумно выдохнула, — вот ведь неймется! Двадцать три года прошло, пора бы успокоиться.
— Для дел крови срока давности нет, — тихонько проговорила Оксана. И мне, первый раз за всю эту историю, стало как-то не по себе.
— Дело крови? — переспросила я, усаживаясь напротив мамы, — я чего-то о своей семье не знаю?
-...Юленька, Кирюша? Что же, отца-то так и будете на пороге держать? — надрывался голос. Как еще всю улицу не перебудил! Хотя, скорее всего, никто его, кроме нас, не слышал и не видел.
— Может, в него поленом кинуть? — спросила Оксана.
— Не вздумай из дома выходить!
— Так мы с Кирой, вроде, и двор защитили.
— Не нужно, — поддержала я, — Понятия не имею, что там за тварь, и почему она такая сильная.
— Хотите сказать, вам с ней не справиться? — Неприятно удивилась хозяйка, — двум ведьмам?
— Одной, — вздохнула мама. — Одной, Оксана. Я... В общем, нет с меня толку.
— Э-э-э, — протянула та, — Что-то сотворила не то? Давай-ка, кайся. Самое время. Знаешь ведь, тайны — дело нехорошее.
— Да никаких таких особых тайн, — отмахнулась мама. Она была смущена и раздосадована, — Молодая была, мозгов как у курицы. Замуж очень хотела.
— За Пашку?
— А за кого ж еще? — вздохнула мама, невольно улыбаясь, — единственный он у меня. Первый и последний.
— Приворожила, — догадалась хозяйка, — вот же... и впрямь, ума немного. Про откат-то что, не знала?
— Все я знала, — мама выпрямилась, подняла голову и поглядела на нас с Оксаной, как на неразумных детей, которые логарифмы превзошли, а вот главного так и не поняли. — Цена мне без разницы была, я бы и больше заплатила.
— Любовь, — Оксана скривила рот вроде бы с осуждением. А вроде и завистью. — Ну, хорошо, дар ты продала. Думаешь, Кира отобьется?
Я выпрямилась, собираясь заявить, что, конечно, без проблем.
— Не думаю, — опередила меня мама, — если б там кто другой был, то могло по-разному выйти. А раз уж Алена сама явилась, тут без вариантов.
— Да кто она такая? — изумилась я.
Мама невесело улыбнулась и потрепала меня по растрепанной со сна голове.
— Ведьма. Старая. Очень старая. Почти два века живет. Сама понимаешь, Кирюша, тебе с ней не справится.
Я вдруг обратила внимание, что мама полностью одета, причесана и как будто даже накрашена, хотя за последнее не поручусь, все же света было маловато. Но любимые сережки-гвоздики с небольшими бриллиантами были вдеты в уши — а в украшениях мама никогда не спала. Даже обручальное кольцо снимала.
Мне стало страшно. Так страшно, как никогда не было.
А мама поднялась.
— Пойду. Поздороваюсь с подружкой. Все ж больше двадцати лет не виделись.
— Я с тобой, — подскочила я, едва не опрокинув табурет.
— Сиди, — строго велела она, — береги сестру названую.
Я тихонько выругалась и позвала: "Призрак!"
Пес появился неслышно, правда, как призрак, я увидела его лишь потому, что черное пятно двигалось.
