Ничего.
Только темнота перед глазами, которые я малодушно закрыла. И не сразу приняла то, что не умерла. Каким-то грёбанным чудом. Но всё равно ощупала себя на предмет дыры в груди. Всё не отпускало чувство, что я ранена. Уже после сосредоточилась на том, что происходило вокруг. Точнее, на широкой спине, закрывшей мне весь обзор.
Роман…
Успел.
Защитил меня.
Мой любимый серый волк.
Единственный и незаменимый.
Вокруг которого сейчас невидимыми вихрями скручивалась сила, что безжалостно терзала тело моего обидчика. Тот корчился на полу и кричал от боли. То и дело лопались лампочки от перепада давления в атмосферной массе. Роману и того мало. Он медленно приблизился к Джордану, а затем поставил ногу ему на грудь.
– Сдохни, падаль… – выплюнул брезгливо.
Наравне со словами надавил стопой сильнее, проламывая грудную клетку, дробя кости и насмерть раздавливая сердце. Убрал ногу лишь когда его биение окончательно затихло. Тогда же я позволила себе съехать по стеночке вниз и разреветься от облегчения.
Закончилось.
Всё наконец закончилось.
Весь этот кошмар.
Луна, спасибо тебе!
– Сокровище… – послышалось тихое, с долей сожаления и вины, вместе с тем встревоженное.
В один миг оказался рядом, осторожно прижал меня к себе и ласково провёл по волосам, вопреки предыдущему начав тихонько приговаривать всякие успокоительные глупости. И я честно пыталась сделать именно так, но моя истерика никак не заканчивалась. Я одновременно и смеялась, и плакала, до сведённых мышц цепляясь за его одежду. Казалось, отпущу, и он исчезнет. А я не хотела, чтобы он пропадал.
– Уже всё, сокровище. Закончилось. Обещаю, больше такое не повторится. Мы больше никогда с тобой не расстанемся, – сбивчиво прошептал Роман.
Я на это только кивнуть смогла. Слёзы отступали, но медленно. В горле ком стоял, вынуждая с судорожными всхлипами вновь и вновь глотать пропитанный металлом воздух, одной из причин появления которой являлась кровоточащая рана на груди Романа.
– Ты… ты… – быстренько подзабыла я о своей истерике, с ужасом уставившись на дыру от пули. – Ты ранен. Из-за меня. Ты…
Не договорила.
Жадный поцелуй не позволил этого сделать. Он же зародил во мне искромётное счастье, выдворил из головы всё плохое, оставив одну потребность – ответить моему волку тем же самым. Что я и сделала. Обеими ладонями обхватила мужское лицо, встала на колени и углубила наш поцелуй, переведя его в статус непристойного. И столь незначительным показалось всё вокруг, лишь бы и дальше только чувствовать свою пару.
Как же я его люблю!
Невообразимо.
До дальних уголков необъятного космоса.
И ещё дальше.
Мой родной.
Мой желанный.
Самый невероятный и нужный.
Как воздух.
И даже сильнее.
Исключительно мой.
Навсегда.
И никакая смерть не разлучит меня с ним.
Так погрузилась в наши с Романом чувства, что не сразу заметила странность.
Стук.
Неровный.
Редкий.
Едва слышный.
Но стук.
Да ладно?…
– Ром, пусти, – попросила, завозившись в его руках.
А как только получила свободу, тут же поползла к бессознательной девушке, которая невероятным образом продолжала цепляться за жизнь. Или не совсем бессознательной. Взгляд с туманной поволокой смотрел прямо на меня. Заметила, как едва заметно шевельнулись кончики её пальцев. Губы дрогнули, но ни слова из них не вылетело.
О, Луна…
– Ты жива, – выдавила из себя с новой порцией слёз, взяв её за ладонь, аккуратно сжимая в своей. – Прости меня. Прости. Я не должна была… ничего…
Показалось, она попыталась улыбнуться. И снова что-то сказать. Но в ней осталось слишком мало сил. А потом я заметила это – шевеление в её животе. Ребёнок был жив.
Жив!
Вот почему она всё ещё не ушла в Грани, упрямо цепляясь за жизнь. Ради дочери!
– Ром, – обернулась к любимому.
Но тот и так уже всё прекрасно понял. Аккуратно переложил роженицу на спину, а затем разорвал на ней одежду. На его правой ладони появились острые когти, которыми он быстро и чётко принялся резать живот.
Я не смотрела. Крепче сжав ладошку девушки, посылала ей одну за другой волны спокойствия и уверенности. И мысленно всё время просила прощения за свою несдержанность. Не поддайся я плохим эмоциям, не случилось бы с ней всего этого. Не умирала бы она сейчас у меня на руках. И это так ужасно – чувствовать, как по твоей вине медленно угасает чья-то жизнь. Как его или её охватывает всё больший холод. Как отступает боль. Как последние крохи чужого тепла покидают тело. А вместе с ними и моё…
Из смертельного вакуума вырвал громкий плач новорождённой.
– Как она? – поинтересовалась я, тут же обернувшись к Роману, глядя на то как он одной рукой удерживает малютку, а когтями второй перерезает пуповину.
– Всё хорошо, – заверил мой волк. – С ней всё хорошо, – повторил уже для мамочки, из глаз которой вытекла одинокая слеза, после чего она вздохнула последний раз и замерла, глядя на нас невидящим взором.
По моим щекам потекла новая порция слёз. Ведь такого не должно было произойти. Она должна была жить, растить свою дочку, радоваться каждому новому дню в её обществе. Свободе. Один Джордан должен был погибнуть сегодня. И никак не она. Только не она.
– Это моя вина. Только моя. Я ударила по ней эмпатией и вызвала преждевременные роды. Я. Всё я.
Не знаю, к чему бы привели мои самобичевания, но Роман их пресёк одним единственным действием – сунул мне в руки младенца, чьё худенькое тельце было уже завёрнуто в тонкую ткань его футболки, снятие которой я пропустила за собственными переживаниями.
– Ещё раз услышу нечто подобное, накажу, – пообещал он, прежде чем поднять нас обеих на руки и пойти на выход.
Я… улыбнулась.
Вроде ничего особенного не сказал, но его слова согрели душу. Всё-таки приятно, когда мужчина защищает тебя даже от самой себя. Потянулась вперёд и поцеловала его в подбородок в качестве благодарности, не забыв одарить той же эмоций эмпатически. Он шумно выдохнул и крепче прижал меня к своей груди. Я же перевела внимание на новорождённую.
Она такая крохотная, что на двух ладошках легко помещалась с согнутыми ножками. Изначально синюшный оттенок кожи сменялся на розоватый с каждым её новым вздохом, а в воздухе всё отчётливее ощущался сладкий аромат персиков. И сама она вся тоже преображалась, становясь более похожей на обычного младенца, а не скукоженный фрукт. Хотя нет, на обычного она точно похожа не была. С тёмным пушком на голове, длинными ресничками, губками в форме бантика и носиком-кнопкой, который я то и дело трогала, не говоря уже о пухлых щёчках и маленьких кулачках, прижатых к груди, что я тоже беспрестанно поглаживала подушечками пальцев. Настоящая лапушка. Так бы и оставила себе.
