Ло Фэй понимал это как никто другой. Работа в полиции – это вам не «с девяти до шести». Как только приступаешь к новому расследованию, оно для тебя моментально становится во главу угла.
– Так что произошло, когда вы обратились к Дин Кэ на этот раз? – нетерпеливо спросила Му Цзяньюнь.
– Ну, поворчал, как всегда. А как унялся, то долго и внимательно изучал материалы дела. Потом велел мне вернуться через пару недель. Полмесяца! Раньше он никогда не тратил на расследование столько времени.
– Была ли для такого промежутка какая-то конкретная причина?
– Это был крайний срок, который Дин Кэ давал себе на раскрытие дела. Прежде он в основном просил вернуться через день или два. Иногда через пять. Но неделя – это был максимум. Когда я возвращался, начальник Дин делал несколько замечаний; бывало, что задавал один-два вопроса. Всего с десяток слов, но чувствовалось, что обдумыванию каждого пункта он посвятил долгие часы. И с каждым возвращением после такой встречи с Дин Кэ у меня как будто открывались глаза. Ответы словно сами смотрели мне в лицо. Всякий раз…
– А в этот? – спросил Ло Фэй.
Хуан Цзеюань с потемневшим лицом оглядел обоих офицеров:
– Вы уже знаете, что произошло.
– Больше вы его никогда не видели, – печально сказала Му Цзяньюнь.
– Ждать две недели и без того было тяжко. А потом, когда я вернулся к нему и узнал, что он переехал, я был совершенно выбит из колеи. Никто не знал, куда он уехал и как с ним связаться.
Сочувствие Му Цзяньюнь не притупило ее язык:
– Мне кажется, он намеренно взял фору во времени.
– Видимо, дело поставило его в тупик, – сказал Ло Фэй, отходя от темы.
– Трудно сказать наверняка. Известно одно: больше мы с ним не встречались.
Ло Фэй, глядя на стол, покачал головой. Было обидно, что спец такого калибра, как Дин Кэ, предпочел сбежать, чем попросту признаться в своей неспособности раскрыть дело. Получается, вроде как нарушил свое слово.
– Даже Дин Кэ оказался бессилен, – со вздохом сказала Му Цзяньюнь. – Ну а потом в деле был какой-то прогресс?
Хуан Цзеюань вымученно улыбнулся:
– Врать не буду: потеряв связь с Дин Кэ, мы впали в полное отчаяние. Но я как-никак был начальником отдела уголовного розыска и, как бы безнадежно все ни выглядело, делал бодрое лицо и притворялся, что все идет гладко. Следующие нескольких месяцев мы прочесывали город мелкозубой расческой. Но, как и ожидалось, не нашли и следа подозреваемого. Чтобы как-то утишить общественный резонанс, я в конце года подал в отставку.
Му Цзяньюнь с сочувствием посмотрела на Хуан Цзеюаня. А у того даже получилось слегка улыбнуться:
– Хотите верьте, хотите нет, но уход из полиции был для меня высвобождением. А то это дело совсем меня доконало. Все нервы вымотало.
– Вы с Дин Кэ оба решили бежать от расследования, – сказала Му Цзяньюнь, – только вы повели себя иначе. Пускай вы больше не полицейский, но о деле не забыли. Даже после того, как оно было помещено в разряд «нераскрытых», вы продолжили искать убийцу. То есть вы по-настоящему от него не отступились – я права?
Глаза Хуан Цзеюаня вспыхнули:
– Этот убийца у меня поплатится. Пусть даже пройдет еще десяток лет. Да что десяток – хоть вся моя оставшаяся жизнь!
После такого выплеска эмоций он слегка обмяк. Переведя дух, продолжил:
– На самом деле этот бар я открыл, чтобы попытаться выманить убийцу. Что вы думаете о музыке, которую услышали на входе?
– Прямо-таки душит, – усмехнулся Ло Фэй. – Подходящий саундтрек для кровавого спектакля на сцене.
Му Цзяньюнь не без содрогания вспомнила «представление» внизу, напоминающее сцену из фильма ужасов. Актер пригласил одного из зрителей заколоть на сцене полуобнаженную актрису. Кровь (хотелось надеяться, поддельная) так и хлестанула из кожаного бюстгальтера.
– Шоу у вас, безусловно, близко к нарушению всяких юридических границ, – сказала она. – Что же до границ хорошего вкуса…
– Это все лицедейство, – с улыбкой перебил Хуан Цзеюань. – За все время не было ни одного несчастного случая, а кровь мы берем в мелком магазинчике в центре города. А теперь, прошу, – он глянул с беспокойным любопытством, – расскажите мне подробнее о том, что вы ощутили, когда вошли.
– Там определенно были страх и отчаяние, – подумав, сказал Ло Фэй. – Атмосфера безудержного буйства: грохот, визг и рычание гитар и набат ударных. У некоторых людей определенно могут возникать всякие нездоровые мысли. Возможно, даже жестокие фантазии.
– В точку! Вы сами недавно сказали: «Душит». На самом деле трек, который вы услышали, когда вошли, был сыгран группой под названием «Саффокейшн», то есть «удушение». В первый раз, когда я его услышал, то едва мог поверить, что группа молодых людей действительно отрепетировала и записала все это. А через неделю я уже сам не мог от него оторваться. Буквально гипнотизирует.
Прикурив еще одну сигарету, Хуан Цзеюань пересек комнату и из угловой тумбочки достал увесистый пакет для вещдоков. Возвратившись, протянул его своим гостям.
– Гляньте, – сказал он. – Вся музыка, которая играет у меня внизу во время выступлений, – с этих кассет. Впервые я послушал их на ночь глядя зимой девяносто третьего года. Один, в наушниках. Помню, я тогда под конец вспотел, как загнанный пес. Мне казалось, что весь мир полон упадка, насилия и смерти, а я в полном отчаянии и мне некуда бежать.
Ло Фэй медленно кивнул. Внизу, в баре, он, признаться, ощутил что-то подобное. Офицер заглянул в прозрачный пакет. Кассеты там были с надписями на английском и квадратными отверстиями по бокам.
Вид кассет вызвал прилив воспоминаний. Сейчас, разумеется, музыка в основном ходила на компактах, но в восьмидесятых-девяностых китайский музыкальный рынок буквально ломился от кассет.
– Эти записи связаны с делом номер сто двенадцать? – полюбопытствовал он.
– Они принадлежали жертве. Это «дакоудаи», купленные в одном из музыкальных магазинов в районе университета.
– А что такое «дакоудай»? – спросил Ло Фэй, перекатывая на языке незнакомый термин.
Му Цзяньюнь улыбнулась с веселой снисходительностью:
– Я вижу, вы человек из прошлого… Между тем это родные всем нам «перфорашки», как мы их называли. Видите ли, когда музыкальные магазины за рубежом переполнялись кассетами, в боку у них штамповалась дырочка, и вся эта продукция шла в Китай как отходы пластика. Саму ленту эти отверстия не затрагивали, поэтому кассеты без проблем можно было проигрывать. Эти «дакоудаи» пробились на подпольный музыкальный рынок Китая и крутились на кассетниках у всех моих друзей по школе и университету.
– Специальная следственная группа держала эти пленки на предмет сбора отпечатков, – пояснил Хуан Цзеюань. – По словам сокурсников Фэн Чуньлин, именно эта подборка была у нее в фаворе. И если кто-то входил в круг общения девушки, был близок к ней, то мог оставить на этих кассетах следы своих пальцев. К сожалению, ничего ценного криминалисты опять же не нашли. Записи, как улики, официально не фигурировали. Возможно, это было ошибкой, но специальная следственная группа в конце концов о них забыла. А я наткнулся на них тем вечером накануне отставки. Не знаю, зачем я сохранил их, но вот держу у себя…
