– Это моя собака-поводырь. Его зовут Ню-Ню, – сказала она.
Мужчина усмехнулся:
– Выглядит пай-мальчиком. Да и симпатяга.
– С чужими Ню-Ню всегда очень осторожен, – сказала она, понизив голос. – Но с вашим появлением в комнате даже ни разу не тявкнул…
С другой стороны студии не доносилось ни звука.
Ее незрячие глаза смотрели прямо на того, кто стоял напротив. Вот скрипнула половица: видимо, он переменил позу…
Наконец она собралась с духом, чтобы спросить:
– Это… ты?
Он глубоко выдохнул, словно скидывая тяжелую ношу.
– Может, ты и не видишь, но от тебя ничего невозможно скрыть.
У нее все еще оставались некоторые сомнения:
– Что у тебя с голосом?
– Я его изменил. Но ты все равно прозрела меня насквозь… уж извини за такой речевой оборот.
Послышалось тихое потрескивание (кто-то снимает с кожи скотч)?
– Вот так куда лучше, – сказал он.
В его голосе вновь зазвучала молодая энергия, а сдавленности как не бывало.
Это был тот голос, который помнила женщина. Улыбаясь удивленно и искренне, она встала со стульчика. Но это длилось недолго.
– Зачем ты пытался меня обмануть? – спросила она.
– Я не хотел, чтобы ты узнала меня, – признался он, – и о том, что я здесь.
– Ты боялся, что я буду тебе обузой?
– Нет, вовсе нет. Просто я… недавно попал в небольшую переделку. Тебе не о чем беспокоиться. И я не хотел тебя в это втягивать.
Его голос был искренним. Несмотря на это, ее кольнуло беспокойство.
– У тебя какие-то неприятности?
– Все хорошо, я справлюсь, – спокойно ответил он.
Она поверила.
– Не хочешь на минутку присесть? – спросила, стараясь звучать дружелюбно. – Если, конечно, не торопишься.
Ей не хотелось показывать свое отчаяние, и одновременно она радовалась, что он здесь.
– Само собой. – Он подошел к скамейке и сел напротив. – Только я правда не могу задерживаться надолго.
Она понимающе кивнула и, ориентируясь на ощупь, села рядом с ним.
– Ты говорил, что какое-то время будешь очень занят. Я даже не думала, что мы встретимся так скоро.
– Сегодня особенный день. И я, конечно, выкроил время.
Она улыбнулась с легкой иронией:
– Только для того, чтобы угостить меня тортом?
– Что может быть вкуснее ко дню рождения, чем тортик?
Если б это сказал кто-нибудь другой, она рассмеялась бы. Но у него это вышло не банально и уж тем более не глупо. Его слова звучали торжественно и искренне.
– Отрежь мне, пожалуйста, кусочек, – прошептала она.
Ей показалось, что она чуть ли не слышит его улыбку – эдакий шумок морщинок на щеках.
– Наверное, сегодня лучший день, чтобы пропустить завтрак, – пошутила она.
Скамейка скрипнула, и послышались шорохи пластиковой посуды и бумажных тарелок. Через несколько секунд ее ноздри наполнил новый аромат – вкусный, кондитерский.
Она опять втянула воздух. Глазурь, должно быть, держали перед самым ее носом, но стоило ей потянуться за угощением, как все исчезло. Было слышно, как он сдерживает смешок, и она тоже хохотнула.
Ее за левое запястье мягко взяла рука.
– Вот, – сказал он, подавая ей бумажную тарелку, а в правую руку вкладывая вилку.
– Наверное, трудно возиться с такой, как я. – Она улыбнулась.
В животе заурчало, как от стакана выпитой газировки. Такое бывает от волнения.
– Вовсе нет! Я бы не возражал, если б каждый день у нас был таким.
Он отпустил ее руку, чуть скользнув по ней своей. В месте прикосновения кожу легонько покалывало. По щекам разливалось тепло. Она опустила голову и откусила первый кусочек, надеясь, что он не заметил ее румянец.
– Ну как вкус?
– Чудо.
Кусочек за кусочком она молча ела свой ломтик. Вилка в ее пальцах подрагивала.
На себе Чжэн Цзя чувствовала его взгляд. Шли секунды, и тишина становилась все тяжелее. Она поставила тарелку себе на колени, подняла голову и спросила:
– О чем ты думаешь?
– Да так, вспомнилось кое-что… Как я в первый раз ел торт, – задумчиво ответил он.
Она рассмеялась, прикрывая рот рукой.
– Ты, должно быть, умираешь с голоду, глядя, как я ем.
В этот момент его настроение переменилось. Это буквально чувствовалось.
– Мне как раз исполнялось шесть лет. Больше всего на свете я хотел на день рождения торт, и отец купил мне его.
Голос у него сел, из него словно высосали энергию. Ей стало не по себе. Особенно когда он произнес слово «отец».
– Я уверена, что твой отец любил тебя. Он, наверное, был прекрасным отцом. Таким, который никогда не подводит.
– Вообще-то нет. Человек, который тогда принес мне торт, отцом мне даже не был.
– То есть как?
– Мой отец в тот день скончался.
Воздух вокруг как будто похолодел.
– Мне очень жаль. Извини, я не знала, – произнесла она. – Ты так рано его потерял…
Он схватил ее за руку и заговорил – тихо и жарко:
– Никто не понимает так, как я, каково это – потерять отца. С тех пор как я впервые тебя увидел, меня охватило неодолимое желание защищать, заботиться о тебе…
Вся печаль и подозрения в ней схлынули; остались только сладость и нежность. Раньше она думала о нем как о друге, хотя и не вполне понятном. Теперь же ощутила к нему внезапное чувство близости. Это было не похоже ни на что из того, что она чувствовала когда-либо прежде.
Скамейка под ним скрипнула; он решительно поднялся.
– Мне пора. Я и так засиделся.
Кивнув, она вынула руку из его ладони. То, что он уходит, отчасти вызывало облегчение; расставаться не хотелось, но ей нужно было время, чтобы усвоить все, что сейчас произошло.
– Ты можешь мне кое-что обещать? – спросил он.
– Что?
– К тебе могут прийти люди с вопросами насчет меня. Не говори им, что мы когда-либо встречались.
– Конечно, – ответила она без колебаний.
– Ты не хочешь спросить почему?
Она с улыбкой сказала:
– Ты ведь сам не желаешь говорить. Почему я должна выспрашивать? Я не думаю, что ты плохой человек, и знаю, что ты не стал бы причинять мне вред. Я доверяю тебе.
Она услышала тихий, но глубокий вздох. Неужели ее ответ его удивил? Возможно. И все же она не думала забирать его обратно.
