Правда, выяснилось, что попал я не просто так, а был выдернут местным авторитетным духом по имени Хозяин. Что ему от меня надо, я понял не совсем. Но мне нужно вполне конкретное – выжить, победить в той схватке. Потому и принялся я прогрессорствовать. Мысль была сойтись поближе с Хабаровым: глядишь, что-то и получится у нас вместе сладить. Мужик-то он действительно уникальный. Настоящий лидер. Мне до него еще ползти и ползти со всеми моими знаниями.
Я вспомнил свою первую производственную летучку. Стыдно. В железках понимаю, в механике понимаю, а людей не понимаю. Идеально было бы идти вторым номером, просто быть рядом в тот момент, когда это может оказаться важным. Ну не первый я, что тут сделаешь? Ладно. Нужно дело делать.
План пока не выстраивался. Так, в общих чертах. Зато стройка продолжалась. Уже заканчивали избы для десятника и казаков. Свою избу я решил строить с размахом. Составили целых три клети. Был и зал, чтобы вечером собираться всем десятком. Была и спальня, самая настоящая, и не лавка у меня там стояла. Печь большая в комнате. Есть и малая печь в спаленке… Живи и радуйся. По вечерам у меня и собирались. Рассказывали байки, дела обсуждали.
Недели за две сложили избы и для работников. Потом взялись за изгородь. Я решил, что настоящих стен мне не нужно. Кто с пушками будет нас воевать? Нет таких. Даже если буряты или конные тунгусы нападут, это будут стрелы, от них и нужен тын. Тын и поставили. Из хороших – сантиметров сорок в диаметре – бревен. В них оборудовали бойницы и пристроили площадку для стрелков.
Как и обещал, раздал я строителям заработанное, хотя казаки на меня смотрели с удивлением. Особенно негодовал Трофим. Где-то в глубине у него сидело, что все крестьяне, мастеровые и прочий люд нужны, только чтобы казаков обеспечивать. Неявно, но было.
Когда вечером собрались в большой избе на ужин, Трофим не выдержал:
– Что ж ты, Кузнец, кабальным деньгу раздаешь? Коли лишняя, братьям раздай. Негоже это.
– Не серчай, Трофим, – спокойно отвечал я. – Деньга не лишняя. Только за деньгу кабальные из себя лезли, а так за ними бы смотреть пришлось. А у нас и своих дел много. Мы в Усть-Куте месяц всего, а уже караван в Илим да караван в Якутск свозили. Завтра грамотей посчитает, какая доля на каждого выйдет.
– Какая? – не удержался Тимоха.
– Точно не скажу, но думаю, что не меньше чем по пятнадцать алтын на брата выйти должно.
– То воевода жаловал?
– Ага. Новый воевода сам без денег сидит. Денежного жалованья уже, говорят, здесь с зимы не видали. Это мы соли больше выпарили, ее и продали. Это не государевы деньги, а наши. Своя казна, сами и дуваним.
– Себе-то сколько взял? – усмехнулся Макар.
– Себя не обидел. По обычаю десятнику двойная доля. Завтра и раздам.
– Это дело.
На том в тот вечер разговор не закончился. Казаки, поверив, что завтра получат серебро, стали проситься в Якутск или хотя бы на Илимский торг съездить. Я решил не отказывать, но отпустил не всех. Договорились, что поедет половина; остальные им закажут, что надо. А в следующем месяце поедут другие. На том и порешили.
На солеварне учет вел дядька в чине писца. Его я и прозвал грамотеем, хотя звали его Егором. Был он немолод, хил, но дело свое знал. Он ведал доходами и расходами. Всё заносилось в особую книгу (точнее, на листы, которые затем подшивали в книгу). Понятно, что подворовывал. Но я следил и закрывал на это глаза, если за рамки приличия он не выходил: всем жить надо.
Вот он и принес мне довольно увесистый мешок с серебром. Я пересчитал. Отложил свою долю. Вышло больше чем на рубль. Считай, за месяц треть годового денежного жалованья получил. Остальное раздал казакам.
На следующий день половина казаков с Макаром за старшего уезжала в Илим. Собирались с шутками и прибаутками, кучей пожеланий от остающихся. Кроме всего прочего, я тоже надавал им поручений для своей задумки.
Возникла у меня мысль переделать колесцовый замок в ударный – такой, который использовался в армиях следующего столетия. Для этого нужны были хороший металл на пружину и кремень определенной твердости. В прошлой жизни такие ружья я уже делал. Правда, там в моем распоряжении была сталь с нужными свойствами, станки. Но попробовать стоило: всё же у колесцового замка с его заводкой ключом и частыми поломками недостатков масса.
Сразу после возвращения «командированных», которые привезли сырье и инструменты, начал переделку. Совсем не сразу, но у меня вышел вполне приличный вариант ударного механизма. Дольше всего пришлось делать пружины, которые должны быть упругими и крепкими. Да и огниво получилось не вдруг. Но то, что вышло, было совсем недурно. Переделал замки не только у себя, но и у всех казаков из моего десятка. Теперь следи, чтобы порох на полке не намок и не слежался да меняй его. Остальное не хуже, чем современные образцы.
Работа на солеварнях шла полным ходом. Освободившийся народ я стал отправлять в лес на охоту, потому и питаться мои люди стали получше. Я же продолжал переделывать все мушкеты, до которых мог дотянуться. Теперь в моем маленьком форте с каждой стороны стояло по три ружья в стиле крепости Робинзона Крузо.
Впрочем, понадобились они мне лишь однажды. Какие-то аборигены, где-то под две сотни рыл, то ли набрели на Усть-Кут, то ли сознательно шли сюда, но на большой острог идти побоялись. Попытались вломиться ко мне. Тут в них все ружья и разрядили. Еще и сверху добавили. Число любителей пограбить сразу сократилось десятка на полтора. Тем временем из острога вышли десяток казаков и крестьяне с топорами (а кто-то и с ружьями), выдвинулись и мы. Аборигены сбежали. Даже ограбить избы слободы не успели.
Кто такие были наши гости, мы так и не узнали. Тунгусский мир был огромным и разнообразным, не только со своими духами и шаманами, но со своей политикой и историей. И ее нам не преподавали. Местные сибирские народы проходили у нас на факультете под рубрикой «этнография».
В основном тунгусы жили в северных районах, пасли олешков. С тех олешков и жили. Народов там было много, но все малые. В тайге жили охотники, этих было побольше, и для нас они были самыми ценными. Они больше других добывали собольи шкурки – основной объект вожделения далекой столицы. Были и рыбаки, что жили вдоль рек. А в степях жили конные тунгусы. Вот эти были воинственны не менее монголов, в схватке с ними они некогда свои степи и отстояли. Кто именно на нас напал? Гадай – не угадаешь.
Пока люди в десятый раз пересказывали друг другу события того дня, я всё думал про свой план, про будущий поход в Приамурье. Мысль была простая, как мычание: чтобы остаться живым, нужно быть сильным. Причем не только самому: один в поле не воин. Нужно иметь пусть небольшое, но слаженное и преданное войско. Ну не войско, так хоть отряд. Десяток казаков – это хорошо, только мало. То есть для здешних мест хватит, а вот для Приамурья – не факт. Точнее, факт, что не хватит.
Все просто: природа здесь небогатая, много людей прокормить трудно, вот и кочуют местные инородцы семьями человек по десять-пятнадцать. Большими группами собираются редко, потому и десяток – немалая сила. В Приамурье всё не так. Тамошние люди и многочисленны, и воинственны. Там для победы нужны сотни, да еще и с пушками. Причем не просто сотни, а верные сотни. Постепенно идея вырисовывалась.
