Мы поспешили высадиться на берегу. Поскольку враг оставался поблизости, мы с моими парнями-пушкарями сразу начали устанавливать на подвижные лафеты пушки, а Хабаров стал выстраивать бойцов. Всё как обычно. В первый ряд ростовые щиты. За ними – стрелки и подавальщики, далее – копейщики.
Едва успели выстроиться, оставшиеся за стеной конные дауры кинулись на нас, но не успели проскакать и половины расстояния, как мои парни дали первый залп картечью. Разрядили полсотни пищалей наши стрелки. Дауры не выдержали и повернули назад. Наши побежали за ними в надежде ворваться в крепость, но опоздали. Деревянная решетка, прикрывающая вход, опустилась, а в казаков полетели со стен тучи стрел. Теперь уже нам пришлось отступать, прячась за щитами. Интересно, а пищали богдойские не стреляли. То ли соврала баба даурская, то ли не захотели богдойцы за дауров встревать.
Отошли мы недалеко. Тут уже постарались мои ребятки. Один подавал ядра, другой заряжал. Я работал за наводчика. Не с первого выстрела и не со второго, но башня с проходом в город стала осыпаться, доски отлетали в стороны. Наконец рухнули и ворота. Уже после первых выстрелов дауры стали бежать со стен, а наши, воспользовавшись этим, подобрались совсем близко. Как только ворота рухнули, казаки ворвались в город. Мы тоже покатили в ворота свои неуклюжие, но мощные агрегаты.
Я, конечно, не Суворов, но готов повторить про «тяжело в учении – легко в бою». Походный шаг мы отрабатывали еще в Усть-Куте, а потом в Албазине. Теперь несли щиты копейщики, а следом шли стрелки. Дауры попытались отбить стену, но пиками их быстро отбросили на несколько метров, а стрелки обратили в бегство.
Хотя как в бегство. Город был довольно плотно застроен. Избы шли плотнее, чем в Якутске, и избы крепкие. Из каждой избы, из-за каждой изгороди в нас летели стрелы. Спасали щиты и прочные доспехи, которые я, не ленясь, лепил в Албазине. В ночи, в сполохах пожаров продолжалась битва.
Вдруг сзади раздались крики и топот копыт. «Пипец», – успел подумать я. Но пипец был преждевременный. Подъехавший воин, явно предводитель, спешился и приветствовал Хабарова. От дауров я бы их отличить не взялся, но сами они, видимо, легко решали кто есть кто. После обмена несколькими фразами союзник вскочил на коня и указал своим на город. В сторону еще сражавшегося даурского города полетели сотни стрел. Это стало последней каплей. Дауры бежали в крепость. Город остался за нами.
Казаки и союзники кинулись добывать хабар. В еще не растаявшей ночи люди ходили по брошенным избам, отбирая серебро, ткани, меха. Оружие тоже собирали. Особенно брони. По старому обычаю добытое свозилось в общую казну, а потом уже делилось между всеми бойцами. Потому на грабеж пошли не все. Часть осталась стеречь выход из крепости. Мы тоже остались у пушек, и не зря. Лишь только ночь сменилась утренними сумерками, из ворот цитадели рванулись даурские воины. Их всё еще было больше, чем нас.
Союзные тунгусы бросились на дауров. Началась сшибка. И те, и другие были совсем не мастера пешего боя, но в городе на лошади не очень удобно. Кто-то пытался биться конным, кто-то спешился. О каком-либо построении речи не шло. Была огромная свалка, крики, стоны, мельтешение людей. Дауры медленно, но верно продавливали наших тунгусов. В конце концов те бросились врассыпную, оставляя трупы своих родичей вперемешку с мертвыми даурами.
Но мы тем временем успели выстроиться. Щиты, пищали, пики, даже пушки были готовы к схватке. Тем более что расстояние было совсем малым, шагов сорок. Мы стояли перед избами, а от крепости по пустому пространству катил вал дауров. Впереди шли воины в дорогой броне с копьями наперевес, с саблями. За ними бежали остальные, пытаясь стрелять из луков. Честно сказать, жутковато было. Казалось, доберутся сейчас до нас и сметут. Но строй – великая сила. Собрался, крикнул своим, чтобы стреляли.
Мы успели дать один залп из пушек картечью. Даже без наводки смело первый ряд, проломило дорожки в даурской массе. Пищали добавили смертей. Но дауры перебирались через завалы мертвых и упорно лезли на щиты. Настал черед копейщиков.
«Бей!» – раздался крик пятидесятников, когда даурский вал, изрядно прореженный пальбой, докатился до щитов. Копейщики ударили почти одновременно. Раздались крики. Дауры пытались пробить щиты, но казаки умело орудовали своими копьями, отбивая яростные, но неумелые наскоки. Тем временем стрелки успели перезарядить ружья. Теперь стрелять залпами было опасно: можно было задеть своих. Но даже разрозненная стрельба была весьма действенной: то здесь, то там падал очередной даурский боец, пораженный свинцом.
Но дауры упорно лезли вперед. Уже не менее десятка раненых казаков оттянулись в задние ряды. Их место заняли новые бойцы. Мы с пушкарями тоже, откатив пушки, ринулись в драку. Ярость пьянила не только дауров, хотя потери наши были несравнимы. Но и число дауров было велико. Несмотря на множество жертв, дауры продолжали давить на щитоносцев. Ряд щитов уже изрядно прогнулся во многих местах.
Спасением стали наши союзники, которые вновь бросились на своих врагов. Атака израненных, усталых, но злых и воинственных тунгусов на своих вековых врагов стала последней каплей: дауры побежали обратно к крепости. Наши кинулись вслед.
На этот раз успели ворваться в крепость. По крайней мере, первый десяток заскочил, а с ним еще человек пятнадцать тунгусов. Дауры наседали. Один казак и человека три тунгусов упали, пробитые стрелами, но проход удержали, а после подоспели наши и началась свалка. Зажатые в небольшой цитадели, дауры метались, пытаясь вырваться из плотного кольца, падали, пораженные стрелами и пулями, рассеченные мечами и топорами.
Похоже, что даурские владыки в этой части реки погибли все. Наконец оставшиеся живыми стали сдаваться. Сначала один, потом другой бросали оружие и садились на корточки, опустив голову. В какой-то момент я осознал, что махать саблей больше нет необходимости. Гуйгударова крепость пала.
Глава 9. Путь в страну очан и другие события
Все следующие дни мы приводили крепость в хоть сколько-нибудь божеский вид. Жить здесь, делать крепость своей никто не собирался. Хоть и была она посильнее крепости Албазы, которую все уже звали на русский лад Албазинской крепостью, но запах смерти, своей и чужой, слишком впитался в эти стены. Пересидеть еще ладно, а жить – увольте.
Тунгусы собрали своих павших, мы – своих. Похоронили так, как принято. Дауров же, которых было множество, просто снесли в ров и там сожгли. Мерзкий запах горелых тел еще несколько дней висел над городом. Но оно лучше, чем трупный яд, который пошел бы от разлагающихся мертвецов. Да и союзные тунгусы торопили. По их поверьям, непогребенные враги после смерти превращаются в злых духов. Они воруют живых и пьют из них кровь. Оно, конечно, суеверия, но проверять мне не хотелось.
В то же время произошло событие, важное и странное. Когда мы вышли из крепости, чтобы похоронить своих павших (к счастью, немногочисленных), показался отряд людей, по одежде сильно отличающихся от местных. Необычные шапки, узорные ткани рубах и кафтанов, высокие и статные лошади, явно дорогие брони. Кроме сабель были у них и ружья, сплошь фитильные.
