Один из них подъехал к нам. Безошибочно определил в Хабарове главного и начал что-то лепетать. Если даурский язык и речь тунгусов мы как-то понимали, то речь важного гостя не поняли совсем. Хабаров велел позвать пленника, который знал язык гостей. После некоторой заминки нашли и такого, благо пленников у нас было больше четырех сотен.
С переводчиком-толмачом беседа пошла лучше. Тоже не совсем, поскольку русского языка толмач не знал, а мы на местном говорили не особенно, но всё лучше, чем ничего. Гость говорил небыстро, а толмач переводил. Суть была такова, что они – посланники от великого царя маньчжуров, или богдойцев, Шамшакана. Собственно, как я понял, сказано было «Сына Неба, Великого богдыхана Шуньчжи». Только разницы нет. Шамшакан так Шамшакан, даурам так проще говорить.
Тогда Хабаров стал выяснять, почему те не участвовали в сражении. Объяснение иноземца было простое. Они только наблюдатели. Их царь запретил им участвовать в сражении. Он желает с русскими не сражаться, а торговать. Хабарову такой оборот очень понравился. Он сказал, что и русский царь (Великий государь всея Руси) тоже жаждет торговать с царем Шамшаканом. Ну и, как положено, одарил посланников. Кстати, в основном мехами и моими изделиями. Это было забавно, поскольку меха и так изначально предназначались маньчжурам, а моими изделиями мы их данников и побили. Но политика – удел Хабарова. Я туда не лез. Послушал, и ладно.
Гости, долго кланяясь, пятились задом к своим коням, но, сев на них, скрылись почти мгновенно. Мы же вернулись к печальной церемонии. Честно говоря, отделались мы в тот раз малой кровью: десяток бойцов потеряли да с полсотни раненых. Конечно, жалко каждого. Но дауров полегло не меньше тысячи. Сколько их сгинуло от ран, даже предположить страшно. Да и союзники наши потеряли сотен пять. Спасали щиты, брони, выучка, оружие огнестрельное выручало. Но это здесь, а как дальше пойдет, сказать трудно.
Добычу мы взяли изрядную. В хорошо сделанных куяках (бронях на монгольский манер) были теперь все. Обзавелись и саблями в придачу к привычным топорам. Тканей шелковых множество свертков, серебро, меха, хлебные запасы. Не хватало только пороха и свинца. Мы за битву едва не треть всего запаса израсходовали. Еще пара таких сражений – и останемся мы без огненного зелья.
Щедро расплатились с союзниками. Казаки тоже щеголяли в шелковой одежде, звеня добытым серебром, хвастаясь саблями с искусной насечкой в богатых ножнах.
Держать в городе множество пленных было не особенно разумно. Потому Хабаров отобрал из них самых родовитых и отправил их гонцами с приказом передать, что готов отпустить всех за выкуп. А если дадут шерть, то и за ясак. Уже через несколько дней стали подходить дауры с выкупом. Мехами платили редко, ссылаясь на то, что меха уже отдали богдойцам, как бы не тем самым, которых мы с честью отпустили.
Зато платили серебром. Частью слитками, частью монетами с непонятной надписью, скорее всего китайскими. Немного везли и золото.
Пленных воинов отпустили. В городе стало спокойнее. Поначалу я удивлялся, что взятых в плен женщин даже не пытались выкупить. Потом вспомнил, что в степной традиции (а в этом плане дауры были степняками монгольского корня) женщина – имущество, а выкупались люди, то есть воины. Казаки активно пользовались этим имуществом. Правда, не только утоляли самцовое естество, но пользовали их в качестве портних, прачек и для тому подобных женских дел. Впрочем, кто-то брал даурок и себе в жены. Других девок в Приамурье они не видели, а вернутся ли живыми, пока не знал никто.
В городе Гуйгудара пробыли больше месяца. Отходили от битвы, залечивали раны, пополняли припасы. Хабаров отправлял отряды вниз по Амуру и по реке Зее, где, по словам пленных, жили дауры. Казаки занимались привычным делом: собирали ясак, приводили под шерть. Делали так, как могли. Где-то мирно, а где-то и совсем не мирно.
К сентябрю Хабаров смог отправить караван с ясаком в Якутск. Кроме мехов, серебра и прочего отправил он письмо с просьбой прислать пороха, свинца и хлеба – того, в чем войско нуждалось. С караваном отправил своего ближнего человека, Третьяка Ермолаева.
Я тоже отправил своего доверенного человека – Степана Смоляного. Ему было особое задание: объехать всех моих людей, оставленных на Лене и в Илиме, и сказать, что скоро их услуги понадобятся. Какие, я пока сам не знал. Но сеть стоит проверять и поддерживать в рабочем состоянии. Каждому человеку вез он небольшой подарок. Не столько для корысти, сколько с напоминанием: помним, уважаем.
Сами же мы загрузились на корабли, частью еще якутские, частью построенные уже на месте, и продолжили путь по Амуру. В поход пошли менее четырех сотен бойцов. Часть Хабаров решил оставить в городке Албазине, а части повелел острог строить возле впадения в Амур реки Зеи, чтобы если что, можно было отсидеться. Пушки же и пищали взяли с собой.
За Зеей улусы даурских князей пошли реже. Начиналась страна народа дючеров.
Когда проплывали по Амуру близ Зеи, я чуть в воду не бросился. Это место я помнил более чем хорошо. В мое время здесь был город Благовещенск. До революции он был крупнейшим экономическим центром в Приамурье. Еще в мое время там стояли могучие здания торговых домов Чурина, Бабинцева, Касьянова, Кунста и Альберса. Напротив него высились дома китайского Хейхэ.
Некогда Хэйхэ был маленькой рыбацкой деревушкой. Но за постсоветские годы вырос в настоящий город, куда наши частенько наведывались даже из Хабаровска: кто жене шубу купить подешевле, кто еще чем-то разжиться. Я ездил туда просто пожрать китайской еды. Ну нравится она мне.
Пока же здесь стоял последний даурский улус, давший шерть русскому государю, да шумели нетронутые сосны. Дальше начинались улусы враждебного даурам, а теперь и нам, народа.
Дючеров было меньше, чем дауров, но их сила была в другом. Они были ближайшей родней маньчжуров-богдойцев. Собственно, те маньчжуры, что не пошли в поход с их князем Нурхаци, и стали дючерами. Такое родство защищало их от дауров. Оно же позволило сделать своими данниками все остальные амурские народы: гольдов, гиляков, бираров и прочих. Кто-то, как бирары, просто бежали от реки. Теперь они жили в мелкосопочнике перед Становым хребтом. Другие народы покорились, платили дючерам дань.
Сами дючеры часто служили в армии старших родичей в качестве вспомогательной силы. Об этом я знал не столько от языков или пленных, сколько из умных книжек XXI века. Идти на дючеров и избежать конфликта с маньчжурами, как мне казалось, невозможно.
Но Хабаров считал иначе. Мы много говорили с ним перед походом. Вроде бы всё разумно. Ведь посланцы богдойского царя сами сказали, что тот приказал с русскими не воевать. Видимо, считал Хабаров, у тех своих проблем выше крыши. В чём-то он был прав.
В тот период, насколько я помнил, в Китае началась замятня, которая длилась лет десять, а то и больше. Сначала восстали китайские князья, потом, кажется, воевали регенты после смерти старого богдыхана и воцарения мальчика Суанье, будущего великого императора Канси. Всё так. Взгляд маньчжуров устремлен на юг и восток. Но размеры их войска так велики, что выделить несколько тысяч воинов для похода в северные земли они вполне могли.
