Было обидно, что он, известный полководец, вынужден воевать не там, где решается судьба Золотой империи Цин, а в далеком захолустье. Но происходящие здесь события слишком сильно нарушали небесный порядок. Лоча, длинноносые варвары, всегда приплывали по морю. Они были мирными, охотно совершали обряд признания власти Сына Неба. Их товары – мушкеты и пушки – покупали маньчжуры. Нанимали советников, чтобы лучше использовать эти еще не совсем привычные орудия.
Но на север пришли какие-то совсем другие лоча. Они не знали о величии маньчжуров. О том, что земли, в которые они вторглись, являются священной территорией рода Айсинь Гёро.
С того времени, когда в северных землях было нестроение, а Сын Неба Абахай был вынужден послать две тысячи знаменных войск на восстановление порядка, Нингута стала главной крепостью Севера. Отсюда амбань, комендант крепости, и отправил ниру (роту) знаменных войск, чтобы покарать дерзких варваров. С ротой пошли союзники-дючеры – младшие братья маньчжуров из того же корня чжурчжэней.
Но случилось невероятное: варвары, которые тоже владели огненным боем, смогли разгромить отряд. Сын Неба был в ярости. Амбань лишился головы. А на его место был назначен Шархода, но не с титулом амбаня, а в звании князя – защитника Севера.
Что ж, если такова воля неба, он, Шархода, уничтожит варваров. Не сразу. Только глупый полководец бросается в схватку, не разобравшись в ситуации, не подготовив войска. Но небесный порядок будет восстановлен.
Шархода обернулся к невысокому и полноватому молодому человеку, следующему за ним.
– Как тебе нравится эта крепость, сын?
– Простите меня, достопочтенный отец, но мне она совсем не нравится. Пыльно, грязно. Невозможно даже сравнить со столицей.
Шархода вздохнул. Сын его, как и многие молодые маньчжуры, слишком полюбил комфорт и негу. Потому он и решил взять его сюда, на Север.
– Ладно, посмотрим. Мы едем не нежиться на постелях, а воевать.
Отряд нового правителя направился в сторону дворца.
* * *
Я продолжал напряженно бездельничать и думать. Надо будет сил подкопить и не делать ошибки, которые совершали и Хабаров, и мой предшественник. Громить дючеров пока мне незачем, если сами нарываться не будут.
Имперские порывы – захватить всё, до чего руки дотянутся, – я не понимаю. Ни в политике, ни в любви не мог понять стремления «застолбить», «поставить флажок». Дескать, смотрите, какой я крутой мужик или имперец: всё и всех позахватывал и поимел. Если ты не смог ощутить своей одну женщину, то числом посещенных постелей этот недостаток не компенсируешь. Мне нужна земля, которую я освоить могу, ороднить, своей сделать. Больше мне незачем. Настоящий же Онуфрий думал иначе. Потому и погиб.
Скорее всего, хотел мой предшественник побольше ясака собрать. Но думаю, что и так обойдемся. Сначала стоит обжить то, что уже есть, населить, согреть. Нужно слить в одно целое русских и здешние народы. А вот щелкнуть по носу Шарходу нужно. Негоже, если он так и будет спокойно нас выдавливать отсюда. Пусть понервничает.
Но это чуть позже. Нужно время, чтобы тылы подтянуть. Пока метались по Амуру с Хабаровым, было не до того. Честно сказать, и практики у казаков такой не было. Их дело – покорить, объясачить, остроги поставить. А уже потом придут настоящие власти, которые будут управлять. Но меня такой вариант не устраивает.
Вышел на улицу. Лето – оно, конечно, теплое время года, но утром не жарко. Свежий ветерок с Амура немного рассеял похмельную муть. Вытянул из колодца, недавно отрытого посреди городка, ведро холодной воды. Пока жадно хлебал, часть воды пролилась за шиворот. О! Это дело! Плеснул еще. Остаток просто вылил на голову. Сразу посвежело. Кое-как добежал до сеней, активно обтекая на пол водицей, вытер морду лица, обтерся рушником и блаженно вздохнул. Жизнь хороша!
Пока жизнь была хороша, зарылся в амбарные книги, где Хабаров со своим племяшем вели учет дани, всякий приход и расход. Всё думаю, как у мужика на всё времени и мозгов хватало? И Якутск, и Москву, и даурские дела – всё держал в голове. Ладно, я ему осанну потом спою. Пока надо разобраться.
По книгам выходило, что хлебных запасов у нас пять тысяч пудов. Из них тысячу пудов нужно отправить в Якутск, в счет ясака. Понял, не дурак. Итого четыре тысячи пудов. Этого на человек семьсот-восемьсот должно хватить. Только стоит понять, где оно всё лежит, в каком оно состоянии? Так, с хлебом разобрались.
Теперь с мехами. Всего их у нас числится аж два сорок сороков. Переводим на русский – получаем три тысячи двести шкурок. Из них двадцать сороков тоже нужно отправить в счет ясака.
Почувствовал острый укол жабы. Блин, тысячу шкурок как корова языком слизнула. Ладно, опять же потом подумаем. С казной выходило и вовсе непонятно. У Хабарова в книгах значилось: про то знает Артемий. Спросим у Артемия. Ткани шелковой – триста отрезов. Тут указывалось, что лежат они в Албазине. Разумно указано. На тот момент, когда Хабаров писал, Албазин был самой сильной нашей крепостью.
Всё, пора совет собирать. Прошел по городку. А ничего так обжили мы будущий Благовещенск. Пока еще не город, конечно. Острог стоит, но уже не слабый. Избы тянутся улицами, и много их. Штук сто, может, больше. Нормальные такие избы-пятистенки. Некоторые и в две клети вместе. Это те казаки, что взяли местных девок в жены, теперь семьями живут. И таких уже человек двадцать. У кого-то жены уже и брюхатые ходят. Скоро пополнение родится.
В центре городка пустое место – типа площадь. На ней только колодец. Возле площади и дом приказного, его для Хабарова строили. Теперь мне предстоит жить. Честно сказать, мне и с пушкарями было нормально. Только ноблес, как говорится, оближ. В смысле положение обязывает. Обживемся и здесь. Дом в два этажа, обнесен изгородью с воротами. Нормальный такой домик. Здесь же три здоровых сарая. Один хлебный, другой ясачный, с мехами, третий с огненным зельем и запасом оружия. Здесь же моя кузня будет. Стены в городе пока просто тыном стоят, но это дело временное. Укрепим.
Кое-как разбудил всю нашу братию. Сказал, что, как смогут, пусть в избу приказного идут. Сам тоже туда отправился. У Хабарова в прислуге были две бабы даурские. Были они немолодые, свои их и не стали выкупать. Так они у приказного и прижились. Я тоже их прогонять не стал: дом в порядке содержать надо. А сил на то нет от слова совсем.
И времени не очень. Сказал, чтобы выставили на стол в большой светлице хлебного вина немного, только похмелиться братьям. А к нему уже рассола от капусты квашеной, сала копченого, рыбы соленой и хлебца. Не жрать собрались, а думу думать.
Пока они готовили всё, народ стал подтягиваться. Все помятые, грустные. Ничего, чаркой поправились, рассольчиком запили – веселее стало.
Тут я и стал говорить:
– Такое дело, братцы. Я командовать пока не научен. Вместе будем думать. Кто знает, тот и говорит. Первое дело – про хлеб. По книгам у нас его изрядно. Только надобно знать, где он есть. Кто скажет?
