Во дворах хозяева что-то мастерят, детишки бегают, живность копошится. За городом торжище большое. Тут уже кого только нет: и наши, и приезжие с Лены, с Тунгуски, с Енисея. Туземцы торгуют. Меняют меха, рыбу, мясо на всякий нужный им товар. А дальше какой-то кочевник скот пригнал. Тоже, наверное, не на деньги – на товары менять будет. И правильно. Это мне деньги нужны, чтобы казакам платить, порох и свинец покупать мимо казны, взятки всяким московским людям давать. А нормальному человеку деньги нужны нечасто. Вот и богдойские купцы. Эти торгуют на деньги. Любят серебро. Золота, наверное, у них и своего много.
В другой стороне на пустыре занимаются воины. Строй держат. Щиты поднимают и опускают. Пиками колют воображаемого врага, ружья заряжают и передают. И хотя когда-то я это всё начинал, теперь они прекрасно без меня обходятся.
На пристани еще какой-то купчина разгружается. Его работники сносят тюки, лари, волокут их в огромный склад, где казак с грамотеем всё на охрану принимают. Потом по требованию выдают. За то и за право торговать полагается небольшая мзда. Возле него уже вертится мой Гришка. Ждет, когда купец сойдет, чтобы подать принять. И здесь всё само работает.
Даже в мастерских, которых без меня и вовсе не было бы, всё как-то действует без моего пригляда. Зашел, поздоровался. Посмотрел на второй пулемет, на уже отлитые фальконеты. Нормально всё. Для порядка на что-то побурчал. Но ведь оно для порядка. Бывает же так.
Плюнул я на всё, набрал съестного, хмельного, самострел на спину закинул и в лес побрел. Благо начинается он через шагов шестьсот от города. Это если деревеньки нет в той стороне. А то уже и там деревья свели, пни повыкачивали, пожгли. Теперь пшеницу сажают. Но мне сейчас деревенька не нужна. Лес хочу.
Добрел до деревьев и пошел вдоль. Иду, о своем думаю. Да ни о чем я не думаю. Так, копаюсь в себе. И то во мне не так, и это не эдак. Был бы подросток в пятнадцать лет, было бы нормально. Так ведь мужик уже зрелый. Считай, тушке моей уже лет тридцать пять будет. А все детство играет.
Пока брел, увидел тропку. Не дорога, но видно, что бегают по ней: трава повытоптана, чьи-то следы видны. А деревья вокруг не как в тайге стеной стоят, а как-то весело, словно приглашают пройтись. В самом деле, почему бы нет. Кого мне, орясине почти двухметровой, здесь опасаться. Медведей вблизи крестьяне да охотники всех перебили. Только если зайца встретишь, так он не хищный. Можно еще на стадо набрести. Но думаю, что от коровы меня пастухи спасут.
Так иду себе, о всякой глупости думаю. Любуюсь всякими травками, деревьями, кустами. Они у меня все без названия проходят: ну не знаю я их. Дерево бывает твердым и мягким, прочным и не очень, легко поддающимся обработке и трудно. А еще горючим и не особенно. Как оно в живом варианте называется, я не в курсе.
Вдруг сообразил, что вижу что-то не то. Тропинка выбежала на небольшую поляну, где высился строящийся дом. Пока готовы были только стены и крыша. Дверей не было, ставень тоже. Зато уже высился колодезный сруб с привязанным ведром. Два паренька вытесывали дверь около дома. О, у меня появилось самовольное строительство. Прикольно.
Я сделал морду кирпичом и подошел к паренькам:
– Кто такие? Почему здесь строитесь?
– Дак это. Мы деду старому помочь. Он старый сам. Один с девкой, внучкой. Мы только избу сложить и изгородить.
– Что за дедок?
– А вот и он.
И правда. Из избы вышел дед, весь измазанный глиной. Да не просто дед, а знакомый дед.
– По добру ли живешь, Кузнец? – проговорил дед. – Не построился я еще, а ты уже в гости зашел. А на ребятишек не серчай. Это они сами из соседней деревеньки мне вызвались подсобить.
– Ну и ладно, – немного растерянно отвечал я. – Коли уж явился незваным, так хоть с гостинцами. Может, пополдничаем да поговорим?
– Можно и пополдничать. Как, парни?
У парней было кредо – всегда!
Я скинул арбалет и колчан с болтами, развязал мешок и стал доставать припасы.
– Найдёна, – позвал старик. – Готовь-ка на стол.
Из дома выскочила… Людка. Нет, всё же у моей кисы буйная фантазия. Увидев меня, она смутилась, покраснела. Не от того, что попался ее любовник или, может быть, возлюбленный (всё же это разные вещи), а просто потому, что мужик незнакомый. Хотя стоп. Почему я решил, что она Людка? Мало ли похожих, ну очень похожих людей.
Девица, ну предположим, что Людка, также молча приняла у меня ковригу хлеба, куль с копченым мясом и салом, пироги с капустой и брюквой. Спокойно так приняла. А почему иначе? Коли это неведомая мне Найдёна, да еще на голову ушибленная, то чего ей дергаться, что к деду гость пришел? Посмущалась и за дела. А если это Людка, неведомо как тоже оказавшаяся здесь, то я ведь не Андрей, с которым она миловалась в Хабаровске, а вполне себе Онуфрий. Да еще и местный начальник. Тоже дело не ее. Ладно, поглядим.
Вошли в будущую избу. Дед, видимо, складывал печь, потому и был весь в глине. Да, не вовремя я пожаловал. Чего там, приперся и приперся. Стол был. Найдёна в сенях хозяйничала. Интересно: на столе, на тарелках появлялись не по-здешнему аккуратно нарезанные – не разломанные – пироги, разложенные куски мяса и сала. Я водрузил четверть. Из мешка достал куль медовых пряников: думал, ребятне раздам. Не раздал. Протянул девице:
– А это тебе подарок, красавица!
Вспыхнула, как будто разозлилась. Потом наклонила голову, взяла. Прижала к себе, убежала. Странно всё это. Зверек какой-то недрессированный.
В тот день ни о чём толком не договорились. Выпили, посидели, я и ушел. А на следующий опять закрутился: прилетели вести со всех сторон. В основном хорошие.
Во-первых, прибыл гонец из стольного града. Ну, не гонец из приказа, а десятник казачий из Тобольска грамоту передал. По той грамоте разрешалось мне, приказному Онуфрию Степанову, возить ясак или в Тобольск-город, или до Москвы. Ну и всякие слова к тому причитающиеся. Подпись стояла не князя, но дьяка приказного. На современный лад – замминистра. Это дело. Обломится воевода ленский. Конечно, путь туда и обратно неблизкий – считай, месяцев пять-шесть. Но политически это очень круто: воевода почти всякую власть надо мной теряет.
Было и письмо от Хабарова. Тот писал, что из Москвы ушло большое войско брать Смоленск. С войском государь. И как доносят его люди, денег в казне почти не осталось. Потому всякий, кто деньгу приносит, будет там принят и обласкан. Это тоже было хорошее известие.
Кстати, из Якутска вести как раз в тему. Воевода велел бить смертным боем того, кто на Амур бежать решит. Фишка в том, что если уж он решит, то ты, родной, его не поймаешь. Сибирь это. Кроме того, народ сюда не только с Лены идет. Идут люди со всей Сибири. Не бурно, но идут. Так мне здесь мегаполиса и не надо. Мегаполисы хорошо себя чувствуют там, где климат помягче, море поближе. Здесь и острог с десятком тысяч жителей идет за мегаполис. Да и когда такие остроги появятся.
