Глава 1. Сны и в преддверии аренария…
Третье кольцо. Царицын.
Два дня спустя.
Поздняя ночь.
Реанорцам не снятся сны. Точнее снятся, но крайне редко. И так уж выходит, что в большинстве своих случаев с ними прибывают только кошмары и призраки прошлого. В глубине души я понимал, что это он — тот самый редкий сон и осознавал, что произошедшее это только моя вина. Просто сорвался. И не был этому рад. Ведь я вспомнил. Вспомнил, что хотел навсегда забыть. И сейчас всё было как наяву, и нынешний я, стою за плечом себя прошлого. Неотёсанного юнца недавно вступившего в корпус Высшей Речи.
Тот самый проклятый и ветхий домишка, где-то на окраине вечно пасмурных и дождливых земель Реанора. Именно там мы договорились когда-то встретиться. И уже вижу их. Залитые кровью силуэты. Силуэты тех, кого я не смог спасти. Не успел. Отца, матери и сестры. Самых драгоценных для меня людей.
А над еще тёплыми телами уже склонилось несколько человеческих охотников, как падальщики и коршуны, нависшие над своими жертвами.
Рот открывается и закрывается в немом крике. Страшная буря эмоций просто переполняет от отчаяния и боли, но их прерывает гоготливый смех пожирателей плоти.
И вместо крика боли из горла вырываются гортанные приказные вопли слов Высшей Речи, а реанорский эфир уже готов карать убийц моей семьи. Ведь носитель не повелевает магией, не просит. Носитель только приказывает и никто не вправе ослушаться:
Дожди Реанора… Подчинитесь моей воле… Связать всё живое…
Всего на долю мгновения всё застыло. Каждая капля и звук. А затем сотни дождевых капель вновь ожили, преобразившись в живые водянистые лианы, и полностью сковали всю эту человеческую мерзость. Но стоило приблизиться чуть ближе, и увидеть всё то, во что превратились мои родные, как позывы боли и отчаяния возвратились. И дрожащими губами, склонившись над окровавленным телом сестры и тем, что осталось от родителей, глотая горькие слёзы и сквозь собственный бессильный вой и хрипы, я шепчу и повторяю те самые слова как мантру. Слова, которым обучают каждого реанорца с рождения:
— Аре кате ла тийз нор ам эс фэр… Аре кате ла тийз нор ам эс фэр… Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…
Но не помогает…
А затем молитва превращается в отчаянные вопли ненависти, всепоглощающей злобы и безумного отвращения ко всем тем, кто повинен в этой резне:
Воды и потоки Реанора… Истребите всё живое…
И по мановению мысли, реанорский эфир подобно послушному псу, от пары десятков связанных тел оставляет лишь кровавые ошмётки. Ошметки поганого мусора и человеческого отребья.
— Аре кате ла тийз нор ам эс фэр… никчемные ублюдки…
Не помню, сколько раз я произносил эту молитву. Сотню? Тысячу? Может десять тысяч раз? Миллион? Но делал это всегда. Над каждым испепеленным городом, над каждым истреблённым народом, над каждой горящей крепостью и королевским замком. Всюду, где только мог найти хоть крупицу плоти или волосинки реанорца.
И так повторялось день за днем. Месяц за месяцем. Год за годом. И будет продолжаться до тех пор, пока не сдохнут все, кто попробовал хоть каплю крови сына и дочери Реанора на вкус.
Умрут все до единого! ВСЕ!!!
— Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…
— Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…
— Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…
Но сквозь пелену тумана сна и проклятых воспоминаний прошлого, вдруг стал слышен встревоженный и обеспокоенный женский голос:
— Зеантар… Зеантар… проснись… ну же… всё в порядке… Зеантар, что с тобой? Всё хорошо… я рядом… Господин… проснитесь…
И лишь только благодаря прохладным ладоням регаццы удалось вынырнуть из кромешного кошмара, а демоны прошлого, наконец, выпустили моё сознание из своих липких и промозглых щупалец сковывающего ужаса.
Очнулся я почти моментально и перед глазами сразу увидел встревоженное и мелькающее личико Риты.
— Зеантар, что с тобой? Ты кричал и стонал… — обеспокоенно сообщила девушка, пальчиками касаясь моей шеи и затылка. — Ты весь горишь и промок до нитки. Что-то случилось? Я могу как-то помочь?
— Нет, всё в порядке… просто плохой сон. Спасибо вам, спасительница, вы сделали достаточно. Простите, что разбудил… — выдавил я из себя подобие улыбки, пытаясь унять слабое жжение и пульсирующую боль в груди, попутно глядя в окно. На дворе еще была ночь. — Что… что именно я кричал? Что-то… странное?
— Вроде бы нет… сейчас вспомню… — на мгновение девушка даже задумалась, — Аре… кати ла тейз… нар ам эс фир… могу ошибаться, но как-то так…
Хе-хе, с ошибками и рвано, но вполне годится.
— Не обращай внимания, иди сюда, пора спать… — притягивая к себе смутившуюся тотчас девушку. — Лизу своими воплями не разбудил хоть? — на всякий случай спросил я.
— Нет-нет, всё в порядке… — усмехнулась смущенно она, ворочаясь под боком и забрасывая ножку на меня.
Пару минут я вновь пытался погрузиться в дремоту, ведь прекрасно понимал, что подобного уже не случится, но миг спустя раздался тихий вопрошающий шепот Риты:
— Зеантар, а что… что значат те слова? Что-то на иностранном?
— Ага, на нём родимом… — согласился я, с нежностью поглаживая девушку по плечику. — Если дословно, то он долгий, но могу коротко, годится?
— Вполне… — кивнула пару раз коротко Рита.
— Если кратко, то посыл этих слов таков: «Живое и мёртвое — канет и возродится». А теперь спи, это лишь мои бредни, — и мягко поцеловал её в лоб. — Завтра аренарий начинается, а дел сегодня еще дохрена. Мне еще варталов гонять…
— И почему мне кажется, что после случившегося, эта забава для знати будет для тебя пешей прогулкой? — позволила та себе укоризненное замечание с веселыми нотками в голосе. — Могу поклясться, что тобой кто-то заинтересуется из знати…
— Потому что так оно и есть… — улыбнулся широко я, глядя на ночное небо Царицына за окном. — Потому что так оно и будет…
Жаль, что это появившееся вчера слабое жжение в районе солнечного сплетения всё портит. Опять, что ли эфир расшалился?
Трепещи Ракуима! И почему никаких подобных симптомов не могу выловить из памяти?
* * *
Как бы то ни было, но с той вечерней резни прошло два дня, где я так и быть позволил себе лишнего, но слава Бездне всё обошлось. Устиновы, Борислав и Рита вернулись от лекарей уже на следующее утро. Целыми и невредимыми. Отделались лишь лёгким испугом и парой целительских процедур. А вот с Катковым всё было не так радужно, но и тот спустя сутки пошел на поправку.