– Боюсь, это не мой стиль, – говорю я. – У них слишком уж… фруктовый аромат.
Она улыбается, как будто ей удалось на чем-то подловить меня.
Я возвращаюсь домой, даю отдых ногам, пью пепси и смотрю по телевизору игровое шоу «Боулинг на доллары». Не знаю почему, но оно всегда поднимает мне настроение. Иногда хожу в гости к моим знакомым дамам, живущим по соседству. Сняв чулки, втираю в кожу ног кокосовое масло. У меня красивые ноги. Не рысью, а плавно. Из меня вышла бы хорошая официантка придорожного ресторана, где посетителей обслуживают прямо в автомобилях. Такие официантки передвигаются на роликовых коньках, но у нас в Мэриленде нет подобных заведений. Кажется, их много в Калифорнии, или где там еще погода чаще бывает хорошей, чем плохой.
В комнату входит Сэмми, ему четырнадцать, и он уже на четыре дюйма выше меня. И целует меня в щеку. На День матери он подарил мне духи с ароматом ландыша, которые купил в сетевой аптеке «Райт эйд», и знаете что? Это лучше, чем «Джой» или какой-нибудь флакон с ангелом на пробке. «L’Air du Temps»
[76]. Что это вообще может значить? Надо будет спросить Сэмми. В школе он учится только на «отлично», даже по французскому. Уж кто-кто, а мой мальчик точно достигнет высот. Только он мне и нужен, он самое лучшее из всего, что у меня есть и что я когда-либо буду иметь.
Во время рекламы читаю «Стар». Клео Шервуд – это уже вчерашний день, сегодня о ней не пишут. Она как-то раз сказала мне, что станет знаменитой, и, пожалуй, так оно и есть в каком-то смысле. Она была знаменитой один день.
Мне бы следовало наклониться и сказать той дамочке:
– Я знала ее, знала Клео Шервуд. Задавайте мне ваши вопросы.
Это было бы нечто. Но нельзя показывать посетителям, что ты слышишь, о чем они говорят. Они считают, будто другим невдомек, о чем у них речь. Мне случалось обслуживать тайных любовников, парочки, которые расставались, мужчин, явно занимавшихся чем-то противозаконным. Я приношу еду, флиртую с постоянными клиентами, а относительно всего остального делаю вид, будто глуха и к тому же слепа.
Я движусь по вспученному линолеуму закусочной «Новый Орлеан», словно на коньках, у меня это получается лучше всех – никакой рыси, плавно-плавно.
Июнь 1966 года
Мистер Бауэр подвез Мэдди ко входу в помещение для прессы полицейского управления подобно не слишком заботливому родителю, впервые доставившему ребенка в детский сад. Довез до двери, но дальше предстояло действовать самой.
Даже редакция «Стар» с ее грязью и беспорядком казалась настоящим чертогом по сравнению с убогим, обшарпанным пресс-закутком полицейского управления. Все журналисты тут были мужчинами, хотя, по словам Джона Диллера, среди репортеров криминальной хроники имелась одна женщина, Филлис Баскетт из второй балтиморской вечерней газеты, «Лайт».
– А где она? – с некоторым недоверием спросила Мэдди.
– Наматывает круги по кольцевой, чтобы привести пробег в соответствие со счетом ее служебных расходов.
Мэдди подозревала, что ее разыгрывают, но все равно кивнула. Если эта женщина-репортер существует, понятно, почему она избегает подобной дыры. И это помещение, и вообще все здание были одним из самых мужских мест, в которых Мэдди когда-либо доводилось бывать, и притом не в хорошем смысле этого слова, в отличие от бара в ресторане Хаусснера (каким она его себе представляет, конечно; туда так и не пускают женщин, что странно для популярного ресторана, где даже нельзя заблаговременно заказать столик. Впрочем, очередь желающих всегда на квартал, так что бизнес и без того хлебный). Да, были женщины-полицейские, а еще секретарши и, возможно, эта самая Филлис Баскетт, но тут пахло мужчинами – их потом, табаком, бриолином и лосьоном после бритья. Притом дешевым.
Диллер устроил экскурсию, но вначале показал, как получить полицейский отчет. Она прочла краткое изложение деталей исчезновения Клео Шервуд, на которое много недель никто не обращал внимания. Бармен, Томас Ладлоу, сообщил, что поздно ночью первого января за ней заехал мужчина, высокий, стройный, лет тридцати с чем-то, одетый в водолазку и черную кожаную куртку. Клео не представила его, и бармен никогда его прежде не видел. Сама она была одета в зеленую блузку, леопардовые брючки, красное полупальто и красные кожаные перчатки. Мэдди записала все эти детали в блокнот, просто чтобы чем-то заняться.
– Что такое «женщина-один»? – спросила она Диллера.
– Цветная, – ответил он. – Белые – номер два, цветные – один.
Диллер провел ее по всем отделам, знакомя с сержантами. Когда Мэдди входила, они оживлялись, но как только Диллер говорил, что она его коллега, на лицах отражалось разочарование. Ее всегдашнее умение очаровывать мужчин тут явно не работало. А когда она попыталась расспросить капитана отдела по расследованию убийств о деле Клео Шервуд, он был настолько немногословен, что это граничило с грубостью.
– Официально это еще не считается убийством, – сказал он. – Мы все еще ждем результатов судебно-медицинской экспертизы.
Диллер, невысокий, подтянутый, все это время был непроницаем. Мэдди предположила, что он наслаждается замешательством новенькой и нарочно изводит ее, чтобы она отстала. Но когда они обошли все отделы, именно он предложил:
– Хотите сходить в морг и узнать, есть ли подвижки насчет этой Шервуд?
Она была не уверена, что ей хочется в морг, и именно эта неуверенность подвигла ее сказать «да».
– А что, ее тело все еще там?
– Думаю, его еще не выдали семье. Но даже если и выдали, вы все равно сходите туда не зря. Хотите писать о полицейских расследованиях – надо познакомиться с тамошними парнями.
Ну конечно – парнями. Само собой.
От здания «Стар» до морга было недалеко, но от полицейского управления пришлось шагать чуть дольше. По дороге Диллер говорил об убийце по прозвищу «Крестик-нолик», охотящемся на завсегдатаев прибрежных кабаков, и показал Мэдди переулок, где обнаружили тело одной из его жертв. Он также бодро описал раны, которые маньяк им наносил – из-за них газеты и дали ему прозвище, позволяющее читателям ясно представить, что именно он проделывал с телами.
– При обычных обстоятельствах я бы не стал рассказывать такие вещи даме, но вы же репортер.
Внутренняя Гавань была угрюмым местом. Расположенная на ее западном краю фабрика МакКормика, производящая пряности, наполняла воздух ароматом корицы, что совершенно не вязалось с мрачным пейзажем. Мэдди редко бывала в прибрежной части города, хотя ей доводилось проезжать через этот район, когда Сет был ребенком и ездил на школьные экскурсии в форт МакГенри. Она попыталась представить унылых мужчин не в себе, которых маньяк выманивает из баров и убивает в переулках и на пустырях. Но даже к ним отнеслись с большим уважением, чем к Клео Шервуд. Их убийца назван, персонифицирован, убийства были связаны и отнесены на его счет.
