Она старалась не думать о призраке ребенка, оставленного ею в подвальном кабинете того врача, которого Аллан-старший нашел для нее. И о том, как у нее обрывалось сердце, когда кто-нибудь при ней высказывал сожаление, что Сету приходится расти единственным в семье. Возможно, Милтон и простил бы, что до брака у нее был мужчина, но он ни за что не смог бы принять то, что произошло в кабинете врача. Но она наказана за грехи, разве нет? У нее всего один сын, хотя она желала иметь много детей, по меньшей мере троих – и среди них хотя бы одну дочь. Она была бы ей такой хорошей матерью.
Даже хорошие девушки совершают ошибки, когда они влюблены. Но они не заслуживают, чтобы за это их постигала смерть. Мэдди смогла остаться в живых. А Клео Шервуд – нет.
Август 1966 года
На следующий день Мэдди сказалась больной. Испытательный срок закончился, и у нее было такое право. Она не знала, что будет, если в редакции раскроют обман, но не боялась. Никто больше из «Стар» не станет торчать на Очентороли-Террас, наблюдая, как мистер Шервуд уходит на работу. Подождать, пока горизонт не очистится, подумала Мэдди, выйдя на свой наблюдательный пункт чуть ранее восьми утра. Откуда взялось это выражение? Вспомнилось стихотворение Лонгфелло, выученное в детстве. А затем – звучный голос Эдварда Р. Марроу: «Говорит Лондон». Его репортажи привели ее в радиоклуб, после чего она решила пойти работать в школьную газету – так много на первый взгляд незначительных моментов, но каждый из них был шагом на пути к ее нынешней жизни, настоящей жизни, которую она наконец-то обрела. «Отправляйся на поиски Тэсси Файн», сказала мать. Она отправилась – и вот сидит на автобусной остановке в негритянском районе, бросаясь в глаза как… Даже не подобрать подходящего сравнения. В общем, выделяясь.
Она сидела на скамейке на автобусной остановке на той стороне Очентороли-Террас, где парк, чувствуя на своих плечах тепло солнца и удивляясь, что шестьдесят с чем-то лет тому назад на этой самой улице училась ее мать и что семья Милтона жила недалеко отсюда до смерти его отца в 1964 году. Есть только одна бесспорная вещь – течение времени.
Вскоре после восьми тридцати из дома вышел мистер Шервуд. Мэдди запаниковала – а если он направится именно к этой автобусной остановке? Она должна была это предусмотреть.
К счастью, он пошел на запад. На нем была какая-то униформа, зеленый комбинезон. Заправщика? Уборщика? Она понятия не имела, что у него за работа.
Даже теперь, когда мистер Шервуд вышел из дома, Мэдди все равно не хотела стучать в дверь. Там наверняка находятся дети, те самые мальчики, и, возможно, сестра и братья Клео. Юнетты, напомнила она себе. Не называй ее Клео.
Лето скоро закончится. Прошло почти восемь месяцев с тех пор, как она ушла от Милтона, но развод едва продвинулся. Она думала, что он смирится с тем, что конец брака неизбежен, когда она нашла эту работу и, по всей видимости, перестала нуждаться в его деньгах. Вот только ей все-таки нужны его деньги. Она не может вечно жить, кое-как сводя концы с концами. Сколько времени это будет тянуться? Тянуться, как этот летний день, пока она ждет, чтобы миссис Шервуд вышла из квартиры.
Брак может тянуться бесконечно, подумала Мэдди, но мать с маленькими детьми редко когда не выходит из дома, чтобы не сойти с ума хотя бы. Маленькие мальчики пьют много молока и много едят.
Она не ошиблась. Перед самым обедом миссис Шервуд вышла и двинулась на юг. Мэдди подождала, чтобы та прошла квартал, затем пошла за ней, остановившись только перед входом в продуктовый магазин. Когда женщина вышла, неся полную сумку, Мэдди поджидала ее.
– Помочь донести? – спросила она. Знала, что негритянка ответит отказом, но любезность не помешает.
– Не надо, – ответила миссис Шервуд, переложив сумку в другую руку и уставившись в тротуар.
Мэдди пошла рядом с ней.
– Юнетта была с вами откровенна?
– Не очень понимаю, о чем вы. – Она по-прежнему смотрела вниз, как будто боялась наступить на трещину.
– Говорила вам, что влюбилась? Рассказывала о нем?
– О каком из них? Моя дочь влюблялась не раз, мэм. Те два мальчика, мои внуки, – это тоже была любовь.
Тоже.
– Стало быть, она опять влюбилась. Говорила о нем?
– Нет, со мной не говорила.
– Но вы наверняка знали. Что у нее были отношения с Изикиелом Тэйлором. Мать знает всегда.
Мэдди сама не верила ни единому своему слову. Ее мать ничего не подозревала о связи с Алланом-старшим. Если бы узнала, то семья отыскала бы что-нибудь вроде монастыря и поместила туда Мэдди под замок.
– Я не дура, миссис Шварц. Знаю, что общего между всей этой одеждой.
А вот Мэдди не знает. Значит ли это, что она дура?
– То, что ее дарил он?
– То, что вся она была ей впору, хотя на их этикетках разные размеры. Вещи сидели как влитые.
Мэдди вспомнила фигуру женщины, которую видела за кружевной занавеской. Женщина хотела, чтобы она ушла. Она высокого роста, не толстая, но шире, чем тоненькая Клео. Неужели Тэйлор крал вещи у жены и отдавал перешить, чтобы они стали впору Клео?
– У них были серьезные отношения?
– Он женат. Насколько серьезными они могли быть?
– А что об этом думаете вы сами?
– Моя дочь мертва. Вот что серьезно. Серьезнее не бывает.
Она отстала на несколько шагов, чтобы не идти рядом с Мэдди. Миссис Шервуд не хочет, чтобы ее видели со мной, с удивлением подумала Мэдди. Боится, что кто-то расскажет ее мужу? Или просто неловко? Кажется, в глазах стоят слезы. Мэдди подумала, что у нее есть только то время, за которое можно пройти один квартал, чтобы убедить эту женщину довериться. Она не сможет войти в квартиру Шервудов, путь туда закрыт. Но миссис Шервуд может впустить ее в их жизнь, поделиться с ней историей Клео.
– Прошу вас, расскажите мне, что было, когда вы видели Юнетту в последний раз. Я тоже мать. Я пойму.
Миссис Шервуд вздохнула, уперев сумку с продуктами в бедро.
– Она принесла мальчикам игрушки, что было неразумно. После Рождества не прошло и недели, а она берет и дарит им два новых игрушечных грузовика. Так баловала их. Приносила подарки, а ведь им нужна была только она сама. Муж говорит, что и я избаловала ее, но это не так. Она горела желанием что-то сделать, кем-то стать. И я просто пыталась ей не мешать.
– Может, она знала, что ей грозит опасность? Что кто-то хочет ее смерти?
Миссис Шервуд споткнулась.
– Нет, – ответила она. – Сказала, что может уехать, и если так будет, даст мне знать. Когда прошло какое-то время и от нее не было вестей, я поначалу не беспокоилась. В этом смысле она была безалаберной. Но потом я начала думать – она подарила мне свой жакет, который мне всегда нравился. – Женщина сделала паузу. – Я тогда ей сказала: «Он мне не подойдет, ведь у тебя такие длинные руки». Но он оказался впору. Значит, она отдала его в перешивку. И сказала, что это запоздалый рождественский подарок.
