Мэдди была измотана, и тем не менее оказалось трудно заснуть. Была уже почти полночь, когда она наконец закрыла глаза. Несколько часов спустя пробудилась ото сна, к счастью, лишенного сновидений, и не сразу сообразила, где она находится и что произошло. Ага, больница. Ее ранили ножом. Она помогла полиции найти сообщницу убийцы – и, возможно, даже убийцу. Когда обвинение будет предъявлено обоим, полиция сможет заставить одного из них сотрудничать, обеспечив второму смертный приговор. Наверняка мамаша с удовольствием в два счета сдаст сынка и обречет его на смерть, если это облегчит ее собственную участь. Какая же она бессердечная мать – но, с другой стороны, кто без греха? Люди могут назвать бессердечной и саму Мэдди, если Сет когда-нибудь наделает глупостей. А чего еще ожидать, если мать бросила его, когда ему было всего шестнадцать?
Хотя на рану пришлось наложить швы, порез оказался неглубоким. Шрам будет выглядеть некрасиво – Мэдди подумала о Ферди и его выступающем пупке, – но его мало кто будет видеть. В тридцать восемь – до дня рождения оставалось всего восемь дней – эпоха раздельных купальников закончилась, не говоря уж о бикини.
В палате кто-то был. Медсестра? Нет, негритянка, возящаяся с мусором. Какая бесцеремонность, подумала Мэдди. Наверняка с уборкой можно подождать до завтра.
Женщина повернулась и сказала:
– Что ты натворила, Мэдлин Шварц?
– Мэдди, – бессознательная, глупая поправка. – Только моя мать зовет меня Мэдлин. Я вас знаю?
– Нет, хоть и пыталась. – Женщина сидела на пластиковом стуле для посетителей, том самом, где менее шести часов назад сидел Милтон. Несмотря на полумрак, Мэдди видела, что унылая униформа слишком просторна для ее стройной фигуры, черты ее лица были правильны, красивы, и у нее были светлые глаза в обрамлении темных ресниц.
– Кто вы?
– Была Клео Шервуд.
Галлюцинация. Или сон. Мэдди ущипнула себя за локоть, но женщина не исчезла, напротив, теперь, когда глаза наконец привыкли к полумраку, стало еще яснее видно лицо.
– Клео Шервуд мертва.
– Да, и останется мертвой. Но ты не желала оставить ее в покое, не желала оставить все как есть, да?
– Я ничего не…
– Вот именно. Ты ничего не понимаешь, куда тебе. И никогда не поймешь.
– Я просто хотела выяснить, кто убил тебя и как ты очутилась в фонтане. Когда узнала, с кем ты встречалась…
– С кем. – Странный повтор прозвучал как обвинение, но в чем?
– Кто тебя убил?
– Шелл Гордон приказал. Потому что только так мог помешать мне стать второй миссис Тэйлор. А все шло к тому. Изикиел – для меня он никогда не был Изом – плевал на выборы. И на Шелла, что и стало главной проблемой. Одно дело – быть женатым на Хейзел и бегать за сомнительными удовольствиями, и совсем другое – обрести любовь, познать счастье. Это выводило Шелла из себя. Изикиел собирался выбрать жизнь со мной, и Шелл не мог предложить ничего такого – ни статуса, ни другой женщины, – что заставило бы его передумать.
Мэдди вспомнила небрежно брошенную реплику Джудит: «А еще они говорят, что Шелл Гордон убежденный холостяк; за что купила, за то и продаю».
– Стало быть, он велел Томми убить тебя. Но кого же Томми убил? Чье тело было обнаружено в фонтане?
– Моей соседки, Летиши. Но он не убивал. Она умерла от передоза через два дня после Рождества. Так что мы переодели ее в мою одежду – правда, не в самую любимую, – сделали то, что нужно, и убрали тело туда, где его не скоро найдут.
Хотя сознание и окутывал туман, Мэдди все же понимала – что-то в этой истории не так. Если Шелл велел Томми убить Клео, то почему тот не мог просто сказать боссу, что убил, а на самом деле позволить ей бежать? Зачем вообще нужен был труп?
– Кто ты на самом деле?
– Теперь Летиша Томпкинс, разве не ясно? В праздники я сбежала, чтобы по-быстрому выйти замуж, и отправила соседке по квартире телеграмму из Элктона. Живу в Филадельфии. Достаточно близко, чтобы время от времени тайно приезжать в Балтимор, посмотреть на тех, кого оставила. Думала, когда-нибудь смогу сообщить им, что жива. Но нет, теперь все зашло слишком далеко. Отец угодил в тюрьму и, наверное, окончит там дни. Приятно знать, что он все-таки любил меня, но он выбрал чертовски паршивый способ обнаружить свою любовь. – Она помолчала. – И виновата ты.
– Я всего лишь написала об этом. Кто-нибудь все равно бы написал.
– Верно. Но ты подняла такой шум. Заявилась к ясновидящей. Поговорила с родителями в присутствии сыновей.
У Мэдди было такое чувство, будто все это сон. Но иногда можно соображать и во сне.
– Томми не мог об этом знать. О родителях. И они, несомненно, считают, что ты умерла. Но кто-то знает, что ты жива. Наверное, сестра, что живет в вашей квартире?
– Надо было оставить все как есть – только этого я всегда и хотела. Но ты не могла не разнюхивать. Кто я для тебя? Леди в озере? Ну, так я не настоящая леди, и меня никогда не было ни в каком озере. Все, что ты написала, было неправдой, пусть даже ты этого и не знала. Что ж, по крайней мере, теперь терзаешь других людей. Оставь меня в покое, Мэдди Шварц. Предупреждаю – отстань.
– Зачем понадобился труп? Почему Томми не мог просто сказать Шеллу Гордону, что ты убита и похоронена в таком месте, где тебя никогда не найдут?
– Я не говорила, что он понадобился. Я сказала, что он был, и мы использовали его.
Как же удачно она умерла, эта Летиша, девушка, которую никто не будет искать. Возможно, Томас Ладлоу все-таки не зря сознался в убийстве. Возможно, он так любил Клео, что готов был совершить то, что считал необходимым.
А может, Летишу в горячке убила сама Клео, а затем в панике позвонила Томми? Ведь даже двое вряд ли могли перетащить мертвое тело через забор и по озеру доставить его в фонтан. Но если двойное свидание? И фраза как бы невзначай: «Давайте догребем до фонтана, залезем наверх и посмотрим оттуда на городские огни!» Возможно, Клео в самом деле ушла в ту ночь с мужчиной, которого описал полиции Томас Ладлоу, но не исключено, что при этом она познакомила Ладлоу с Летишей. А может, их было только трое.
– Но…
– Прощай, Мэдди Шварц.
Мэдди в изумлении смотрела, как женщина встала, как ссутулила прекрасное тело, чтобы стать похожей на уборщицу, и, шаркая, вышла в коридор. «Может, утром решу, что это был сон?» – подумала Мэдди. Однако все правда. Клео Шервуд жива, а Мэдди никому не сможет об этом сказать.
Засыпая, она вдруг поняла, что стены в больнице покрашены в бледно-зеленый цвет, а пластиковый стул – в желтый.
Ноябрь 1966 года
Мэдди вернулась домой до дня рождения. Она ожидала, что явится Ферди, и ей было любопытно, что он подарит, но Ферди так и не пришел. Возможно, не знал, что она уже вернулась.
