– Погоди-погоди, Фома. – Козырь примирительно поднял пустую руку и стер со щеки кровавую кляксу. – Видишь, запутался человечек. Не понимает, на чьей стороне он. Слышь, братец? Ты хоть знаешь, из-за чего весь сыр-бор? Фома, покажи-ка ему…
– Медленно, – предупредил Виктор.
– Со всей аккуратностью, Витек. Со всей, мать ее, аккуратностью.
Точно фокусник, Фома принялся сбрасывать с предмета слой за слоем. Постепенно на ладони его, увешанной самой разнообразной ветошью, открылось нечто, размером чуть больше футбольного мяча, только немного вытянутое с одной стороны и туповато закругленное – с другой.
«Словно яйцо», – подумал Виктор.
И мысленно обозвал себя придурком. Отблескивая голубоватыми прожилками, на руке Фомы лежало самое настоящее яйцо. Ящер засопел, подался вперед, но Фома только приподнял трофей повыше.
– Не замай, сволота!
– А ты думал, чего они к нам ломятся, да? Фому пытал, да кто ж тебе, пришлому, скажет? – Козырь усмехнулся. – Живем в изоляции, про них не треплемся, никакой угрозы не представляем. Да только Авдей, царствие ему небесное, знал, что рано или поздно за яйцом они явятся. Они ж живучие, твари, и зародышу, веришь – нет, за тридцать лет ни хрена и не сделалось! Вот Авдей и решил как наживку его использовать, чтоб они, значится, сами к нам ползли. Это ж не куры тебе, чай не каждый день несутся. Ты вообще знал, что они бесполые?
– Не надо, – хрипло сказал Виктор.
С кандалами на запястьях, он впервые за эти никак не желающие заканчиваться сутки чувствовал себя свободным. Впустив Распорядителя в Крепость, он почти выполнил свою часть сделки. И совершенно не желал того, что должно произойти.
– Не надо, – повторил он.
Козырь махнул на него рукой, разворачиваясь к ящеру.
– Что, петушок, когда твои дружки последнее яичко снесли? Пятьсот лет назад? Тысячу?! Аукнулось вам бессмертие ваше?! А теперь, значит, в мамку поиграть захотелось? На что угодно пойдете, лишь бы новые ощущения испытать? Так вот хрен тебе на воротник! Всем вам хрен! Прихо…
Он резко вскинул пистолет, стреляя из-под руки, но Виктор был готов. Он не хотел этого делать, но развязать тугой узел затянувшейся мести иначе было невозможно. Козырь покачнулся, с удивлением глядя на расплывающееся на груди темное пятно, и ничком упал на пол. Фома витиевато выматерился и отступил на пару шагов, все так же держа яйцо на вытянутой руке. Подобрался ящер, нервно застучал хвостом.
– Разобью, Христом Богом клянусь! – Фома щербато оскалился.
– Разбивай, – кивнул Виктор, наводя карабин на ящера. – Давно надо было это сделать.
Глаза Фомы выпучились, как у глубоководной рыбины. Наверху ревело пламя, и следовало уходить, пока не рухнули перегородки, но троица, как в дурном вестерне, не могла сдвинуться с места, не могла нарушить шаткое равновесие.
– Че, в натуре разбивать?!
– Чтооо тыыы делл-лаешшшь?! – зашипел ящер.
Усмехаясь, Виктор погладил раненое плечо. Ирония судьбы, пуля попала четко в нашивку «Черного обелиска» со снайперским прицелом на логотипе.
– Знаете, Распорядитель, один покойный ныне музыкант сказал – чем больше нас, тем меньше их. Когда я подписывался на это дело, я не хотел, чтобы вас становилось больше.
– Кооо-вааааль. – Ящер припал на четвереньки, готовясь к атаке. – Ты мееертвеееец…
– Это так, я давно в курсе. Но у меня осталось несколько патронов, и я еще успею пострелять по тарелочкам. Фома?
Рыжая борода разъехалась, открывая злорадную улыбку. Фома подбросил яйцо под потолок и бросился за калашом. Виктор знал – Фома не станет миндальничать, не пощадит, изрешетит и его за все, что он натворил, и все же ухмыльнулся уголком рта. Смотреть, как, прихрамывая, нелепо выставив кривые крокодильи лапы и запрокинув голову в обреченной попытке поймать яйцо, несется Распорядитель, было занятно. Виктор подумал, что, даже если яйцо уцелеет при падении, разбить его можно и позже.
А вот открытое, беззащитное горло дракона попадает в прицел не каждый день.
Скорбный перегон
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то все косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Н. А. Некрасов
К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в изголовье, попутчица впервые отложила книгу.
– К Медгоре подъезжаем, – сказала она.
Мила, свесившись с полки, прилипла лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пролетающий мимо пейзаж. Вздымаемая мчащимся поездом ночь колыхалась непроницаемой бархатной портьерой. Только жухлая трава, липнущая к путейной насыпи, напоминала, что мир за окном все же существует и сожран темнотой лишь временно. В этом космосе, без ориентиров и маяков, определить, куда они подъезжают, было решительно невозможно.
Попутчица, сухопарая старушка в льняном платье и льняном же платке, подсела в Петрозаводске. Войдя в купе, негромко поздоровалась и, с неожиданной для своего возраста прытью, взлетела на вторую полку, напротив Милы. Там она и лежала все это время, уткнувшись носом в книгу в мягком переплете. За несколько часов старушка ни разу не сменила позы, и вообще была настолько тихой и незаметной, что даже назойливый проводник, ежечасно предлагающий «чайкофешоколадку», не обратил на нее внимания.
Мила заглянула в телефон, сверяясь с расписанием. Действительно, по времени выходило, что Медвежьегорск уже недалеко. Но как об этом узнала соседка, у которой, похоже, не то что мобильника – часов, и тех не было?
– А вы откуда узнали? – спросила Мила.
Не то чтобы она действительно интересовалась. Просто размеренное покачивание вагонов сегодня отчего-то не убаюкивало, а раздражало. В привычном перестуке колес слышалась тревога, от которой опрометью бежал пугливый сон.
– Ведьмы поют, – буднично пояснила попутчица.
Будто сообщила, что в магазин завезли финскую колбасу или что вновь подскочили тарифы на коммуналку. Так спокойно и естественно у нее это вышло, что Мила даже решила, будто ослышалась.
– Ведь мы что, простите?
Соседка покрутила в воздухе указательным пальцем, дотронулась до уха, будто предлагая прислушаться.
– Ведьмы поют, – повторила она. – Значит, Медвежьегорск близко.
В мыслях Мила крепко выругалась. Купейный билет, купленный на выкроенные из стипендии крохи, она взяла специально, чтобы избавиться от радостей плацкартного братания, висящих в проходе мужских ног в дырявых носках и таких вот попутчиков. Мила непроизвольно отстранилась, точно ожидая, что сейчас эта благообразная старушка достанет из багажа распечатки предсказаний Ванги и шапочку из фольги. Однако соседка, похоже, продолжать разговор не собиралась. Вновь уткнувшись в книгу, едва не касаясь страниц крючковатым носом, она увлеченно поглощала дешевый томик в мягкой обложке.
