Следуя за неразговорчивым полковником, Зареченский ошалело вертел головой, с удивлением понимая, что нарядные улыбчивые люди страшной тоталитарной Сибири ничем не отличаются от москвичей. Те же двубортные вельветовые пиджаки у мужчин, и широкополые шляпки у дам, и зеленый цвет в моде. Эти люди точно так же пили ситро и разливное пиво, болтали возле фонтанов, несли продукты в авоськах, тянули папиросы через тонкие мундштуки, смеялись, здоровались, торопились – и это было, пожалуй, даже удивительнее, чем накрывающий город купол.
В электробусе Мартынов молча указал Зареченскому на единственное свободное сиденье в конце салона, а сам устроился за водителем. Не успел Роберт усесться, как машина тронулась, и он повалился на свою соседку, некрасивую, но ухоженную блондинку лет сорока.
– Простите, – неловко пробормотал он, сдвигаясь на самый край сиденья.
– Ничего-ничего! – Женщина глядела на него с любопытством. – Значит, это из-за вас мы тут так долго торчим?
– Да. Извините, что заставил ждать. – Роберт смутился еще сильнее, узнав в соседке известную колумнистку из «Правды».
– Ну, такого красавчика можно и подождать, – игриво подмигнула та. – Я Иоланта. Иоланта Белых. Будете за знакомство?
Унизанная замысловатыми золотыми кольцами рука протянула Зареченскому тонкую фляжку, обтянутую тисненой кожей. Тот благодарно кивнул, прикладываясь к горлышку. Не для того, чтобы скрепить знакомство, а чтобы хоть как-то встряхнуться и прийти в себя. Сделав глоток, Роберт закашлялся под ехидные смешки коллег. Во фляжке оказался едва разбавленный спирт.
* * *
Надежды на подробную экскурсию по городу испарились так же быстро, как конденсат с поверхности Норильского купола. Конечно, из окон электробуса было на что посмотреть… удалось увидеть даже легендарный Камень, на котором полтора десятка сильнейших шаманов отдали свои жизни, чтобы вернуть в наш мир подземного бога северян. Огромный, покрытый с одной стороны красным мхом, этот природный памятник красовался на фоне полукруглого здания «Норильскпроекта», точь-в-точь как на культовых фотографиях. Лицевая часть Камня блестела гладким сколом, напоминающим, что вторая половинка по-прежнему находится в Диксоне, месте, где и зародилась Независимая Сибирь. Еще встречались удивительные архитектурные ансамбли и диковинные скульптуры, среди которых Роберту особенно запомнился монумент Первой Крысе – крупный черный грызун в мундире и очках-гоглах. Но на ходу, проездом, все это было не то и не так.
Неспешный электробус сдал полномочия пассажирскому лифту. Тот, в свою очередь, доставил журналистов на самый нижний, шестой уровень города, где они пересели на пневмопоезд. Там, коротая время за бокалом виски со льдом, из разговоров коллег Зареченский узнал, что везут их за пределы купола, в загадочное Рудоуправление, расположенное на старейшем руднике страны – «Маяке». Под землей, когда за окнами замелькали гладкие округлые стены, скорость показалась Роберту запредельно фантастической. По-видимому, таковой она и была. Когда поезд плавно прибыл к месту назначения, в бокале Зареченского все еще призывно позвякивал лед.
По прибытии Мартынов принялся делить подопечных на неравные группы. Четверых – на «Таймырский» рудник, самый глубокий в Европе. Еще четверых – на передовик производства, «Заполярный». Сразу шесть корреспондентов и три фотографа отправились на «Рудник имени Макара Смаги», названный в честь духовного и светского лидера молодого государства. Группы в сопровождении подчиненных Мартынова (каждый в должности не ниже майора) пересаживались на закрытые вагонетки и отправлялись дальше. Постепенно на платформе Рудоуправления остались лишь плотный бородатый очкарик-фотограф (кажется, из «Труда»), светящаяся нездоровым весельем Иоланта Белых да сам Роберт.
– Мой генерал, я, конечно, ценю ваше общество. – Белых кокетливо изогнула брови. – Но, может, вы и мне дадите стройного мальчика-военного? Ну, для сопровождения?
– Вас буду сопровождать лично я, – поморщился Мартынов. – Ехать никуда не придется. Мы с вами идем на «Маяк».
Гулкими полутемными коридорами они проследовали вглубь Рудоуправления. В бессистемном нагромождении лестниц, переходов и галерей без провожатого немудрено было заблудиться. Иногда на пути вырастал пост охраны, однако «крысиный» значок Мартынова работал как универсальный пропуск. В раздевалке у них изъяли все личные вещи, выдав взамен налобные фонари с тяжеленными громоздкими аккумуляторами, пластмассовые каски, кирзовые сапоги и серые робы на размер больше. Потом они шли следом за полковником, раскидывая дробное эхо по пустым коридорам, втискивались в лифт под шутки и смех едущих на смену горняков и бесконечно долго спускались вниз, до девятисотого горизонта.
Лязгая и дребезжа, лифт потянулся обратно наверх. Рабочие привычно побрели рассаживаться в узкие вагонетки, похожие на карнавальный детский поезд, только грязный и местами проржавевший. С громким щелчком сработала вспышка: бородатый фотограф сделал первый подземный кадр. Началась рутинная работа под километровой толщей земли, камня, льда и отработанной породы.
– Мы с вами пойдем пешком, – под грохот тронувшегося состава возвестил Мартынов. – Здесь очень много мест, куда современной технике ход заказан, а посмотреть есть на что. Прошу отнестись к этому крайне серьезно, вы как-никак первые иностранные журналисты, которых допустили на «Маяк»…
– Мой генерал, а для чего вам этот огромный пистолет? – Иоланта, умудрившаяся приталить даже бесформенную робу, игриво ткнула острым ноготком в ремень Мартынова. Роберт только сейчас обратил внимание, что, помимо аккумулятора, на поясе полковника болтается еще и устрашающего вида кобура.
– Не берите в голову. Просто начальство о дорогих гостях печется, перестраховывается. – В кривой улыбке Мартынова отразилось все, что он думал о «дорогих гостях». – Разлом рядом, знаете ли. Бывает всякое… хоть и нечасто.
В памяти Роберта всплыли самые долгие полчаса его жизни – время, что легкомоторный самолет рейса Москва – Норильск провел над разодранным чревом Земли, именуемым Большим Сибирским Разломом. И вроде бы ничего страшного или необычного не произошло, но весь салон затих, прильнув к иллюминаторам, с тревогой вглядываясь в клубы розоватого тумана, поднимающиеся со дна титанической трещины. Один лишь раз на горизонте возникло какое-то движение, заставившее самолет резко изменить курс, но что это было – неведомая тварь, подобно рыбе вынырнувшая на поверхность, или просто обман зрения, Роберт не знал. Да и знать не хотел.
Невысокие своды «Маяка» оплетали перепутанные коммуникации – провода, трубы, вентиляционные короба. Подземелье оказалось настолько однообразным, что любая деталь, будь то трафарет на стене или смятая пачка из-под «Примы» под ногами, воспринималась как знаковая вешка. В бесконечных ответвлениях, развилках и поворотах потеряться было еще легче, чем в коридорах «Рудоуправления». Зажатый со всех сторон маслянистой тьмой, свет фонарей казался болезненно слабым. Он не резал темноту, а с чудовищным усилием проталкивался сквозь нее. Изредка мощная вспышка фотоаппарата освещала коридор на много метров вперед, но длилось это доли секунды, после чего разорванный мрак вновь сливался в единое чернильное пятно. Возле очередного «тройника» Мартынов остановился, поджидая отставшего фотографа. Вскоре тот нагнал их, запыхавшийся, но странно довольный. Пристроился под шаг, точно младенца баюкая на груди громоздкую камеру.
