– Да ты, щенок, знаешь, с кем разговариваешь?! – шипел Мартынов на невидимого собеседника. – А ну, живо соединяй!
Несколько минут он молчал, нервно постукивая пальцами по красному корпусу пожарного щитка. Когда же трубка хрипло каркнула в ответ, Игнат Федорович подпрыгнул как ужаленный, непроизвольно вытягиваясь во фрунт.
– Полковник Мартынов, особый отдел УГБ! Товарищ Первый министр… (пауза) Инцидент на руднике «Маяк»… Д-да… Но как же?! Ведь были четкие инструкции… весь персонал «Таймырской» к этому готовили!
В полковничьем голосе проклюнулись плаксивые нотки, но, похоже, собеседник остался непреклонен. Кулак Мартынова треснул по телефону, выбив обиженный звон.
– Я не обсуждаю волю Владыки! – взревел он, но тут же осекся и, воровато оглянувшись, затараторил горячечным шепотом: – Я не обсуждаю волю Владыки, ни в коем случае! Я просто… это какая-то ошибка! Да послушайте же меня! Това… сука! Не смей вешать!.. Я!..
Мартынов заорал, дубася тяжелой трубкой по рычагам и корпусу телефона. Он плевался и матерился, угрожал, взывал и плакал, лихорадочно крутил диск, набирая короткий номер вновь, и опять сатанел, слушая гробовое молчание на том конце провода. Наконец ухватился за телефон обеими руками и, одним невероятным усилием вырвав его из стены, злобно швырнул прямо в укрытие Роберта. От неожиданности Зареченский подпрыгнул, вскрикнув испуганным зайцем. И замер, замороженный ледяным взглядом Мартынова. В горле у Роберта вдруг стало невыносимо сухо.
– Фхы… – он с усилием протолкнул слова сквозь сжавшуюся гортань. – Вы кричали громко… Игнат Федорович, с вами… вы…
Зареченский лепетал какую-то бессмыслицу, не отрывая взгляда от полковничьей руки, медленно подбирающейся к кобуре. Тонкие, похожие на паучьи лапки пальцы легли на коричневую кожу, подцепив застежку. Надо было бежать что есть мочи, но ноги отчего-то упрямо не желали двигаться. Медленно, точно боясь спугнуть, Мартынов расстегнул кобуру…
И рудник заверещал пронзительным женским голосом.
* * *
Когда из мрака выскочила кричащая растрепанная ведьма, Роберт испуганно отпрянул к стене. Чудовище проскочило мимо и забилось в руках Мартынова, причитая голосом Иоланты Белых. Толкнув ее за спину, Игнат Федорович поднял пистолет и дважды выстрелил в темноту. От грохота заложило уши. Но это не помешало Роберту услышать, как тоннель отозвался рассерженным визгом. Многократно отраженный от стен, он набрал дикую силу, ввинчивался в мозг ржавым сверлом. Казалось, будто целый сонм дьявольских созданий негодует из-за упущенной добычи. Никогда еще Зареченскому не приходилось слышать ничего подобного. В ушах все еще звенело, когда полковник помог ему подняться.
– Надо больше света. Светите вперед, – велел Мартынов, указав направление стволом пистолета. – Держитесь на два шага позади…
Голос у него был твердый, ровный. Будто ничего необычного не произошло. Будто не он каких-то пять минут назад пытался достать пистолет, чтобы… об этом «чтобы» Зареченский старался не думать.
– Я т-ту-уда не п-пойд-ду! – всхлипнула «ведьма». Перепуганные глаза в пол-лица, трясущиеся губы. – П-паша… П-пашу…
Приложив палец к губам, полковник шикнул, заставив Белых замолчать. Лицо его сделалось страшным, белым как у покойника. В наступившей тишине отчетливо слышалось, как эхо гоняет слабый звук, похожий то ли на плач, то ли на смех. Несмотря на жару, затылок Зареченского стянуло гусиной кожей. Так и тянуло спросить, что случилось с фотографом-«трудовиком», но Роберт понимал – не время, не сейчас. Держа пистолет на отлете, Мартынов плавно потек вдоль стены. Так, с черепашьей скоростью, замирая от каждого громкого звука, они дошли до места, где пропал фотограф Паша. Полковник осторожно поднял валяющиеся в пыли очки, держа двумя пальцами за дужку. На стекле запеклась багровая клякса. Небольшая. Столько могло натечь из глубокой царапины. Однако же, увидев кровь, Белых прикрыла ладонью дрожащие губы.
– Вы видели, что здесь произошло? – Мартынов обвел тоннель окровавленными очками. – Что тут случилось?
– Н-нет… Паша п-пленку менял. Б-без света… Господи, он так страшно кри-ичал…
Подбородок Белых мелко затрясся. Пожав плечами, Мартынов отшвырнул очки в сторону. Кувыркнувшись в воздухе, они отразили желтые фонарные лучи и мягко, почти без звука, упали в густую пыль. Полковник было вновь двинулся вперед, но Роберт поймал его за плечо.
– Ему понадобятся очки… – твердо сказал он, и повторил с нажимом: – Когда мы найдем Павла, ему понадобятся очки.
Ничего не выражающий взгляд Мартынова переполз с Зареченского на Белых. Сбросив руку Роберта, полковник вновь пожал плечами и продолжил осторожное движение вдоль стенки, но очки все же подобрал и сунул в карман. Через несколько переходов впереди наконец забрезжили синеватые «аварийки». Остановившись, Мартынов ожесточенно потер нос ладонью, встопорщив и без того неаккуратные усы. Роберт тоже почувствовал – острый запах, похожий на запах гимнастического зала, в котором недавно занималась большая группа людей. Только более едкий, насыщенный. За спиной громко чихнула Иоланта. Мартынов махнул пистолетом, веля следовать за ним.
– Там не только музей. Там две бытовки, складское помещение, – пояснял он на ходу, – может, шахтеры…
Однако стоило выйти на свет, как стало ясно: шахтеров здесь они не встретят. Зал-музей заполняли многочисленные застекленные стенды, в которых, подписанные заботливой рукой, лежали экспонаты: треснувшие каски, образцы пород и минералов, кубки и грамоты за участие в соцсоревнованиях, разнообразный шанцевый инструмент. Упомянутые Мартыновым бытовки зияли распахнутыми дверями, одна из которых удерживалась лишь благодаря верхней петле. Сорвав декоративный замок на ближайшем стенде, Роберт взвесил в руках тяжелую кирку с проржавевшим обухом. Вес орудия придавал уверенности. Полковник обернулся. Заметив кайло в руках Зареченского, одобрительно кивнул и молча шагнул в ближайший проем. Игнорируя протестующий шепот Иоланты, Роберт, стараясь подражать движениям полковника, боком вошел во вторую комнату. Падающий из зала свет ложился ровным прямоугольником, не решаясь заходить далеко во тьму. Вспыхнул фонарь, проявляя детали помещения: узкие шкафчики для одежды повалены на пол, скамейки разломаны в щепу. Лишь массивный стол, сколоченный из обрезной доски, стоял как ни в чем не бывало. Пытаясь заглянуть за него, Роберт неосторожно задел ногой жестяную пепельницу. Подпрыгнув, та приглушенно звякнула. И, точно среагировав на звук, под столом кто-то сдавленно всхлипнул. С бешено колотящимся сердцем Зареченский присел на корточки, выставив кирку перед собой. Фонарь осветил худую спину, состоящую, казалось, из одних ребер и позвонков. Почерневшие от грязи пальцы неловко ползали по лопатке, пытаясь зажать круглую дырочку, толчками выплевывающую кровь.
«Мальчишка, – вспомнил Роберт. – Паша видел каких-то подростков в тоннеле!»
– Эй… – осторожно позвал он. – Эй, всё в порядке, мы тебе поможем…
Отведя кирку в сторону, Роберт попытался дотронуться до подрагивающей спины, но подросток отшатнулся и проворно вскарабкался на стол. Роберт поднял голову, осветив найденыша целиком. Слова утешения застряли поперек горла. Мочевой пузырь болезненно сжался. На голове мальчика сидела уродливая тварь – вытянутый хоботок венчало два десятка щупалец, образующих овальную звезду, на месте глаз блестели неподвижные бельма, похожие на вареный яичный белок. И только когда «звезда» задралась кверху, обнажая острый частокол тонких зубов, Роберт понял – это и есть голова «подростка»! И их лица разделяют какие-то сорок сантиметров!
