– Фу, кому сказано?!
От удара пекинес страдальчески закатил выпуклые глаза, злобно облаял обидчика и тут же напустил огромную лужу.
– Да что ж ты будешь делать? – устало пробормотал великан. С невозможной для человека скоростью он выкинул вперед руку, цапнул пса за загривок и, тяжело вздохнув, опустил Лаптева мордой прямо в желтую лужу…
* * *
На щелчок замка из соседней квартиры осторожно выглянула старушечья физиономия. Увидав Чапу, в нетерпении прыгающую вокруг крупного рыжего мужчины, поинтересовалась:
– Допрыгался, мучитель? Забираете собачонку-то?
– Забираю, – подтвердил мужчина, устраивая под мышкой беспрестанно ворочающегося пекинеса.
– Слава богу, – облегченно вздохнула бабулька. – Совсем животинку замучил, ирод!
– Как есть ирод! – с улыбкой отозвался Велес и по-подростковому весело, вприпрыжку, побежал вниз по лестнице, а мягкая подошва его потасканных кед отчего-то гулко цокала, соприкасаясь со ступеньками. Следом за ним, заливаясь счастливым лаем, бодро трусила довольная Чапа.
Растворенные
Каждое существо во Вселенной, каждая вещь или явление нуждается в любви. Да, в мире много такого, что любить, казалось бы, невозможно, но всегда находится некто, способный опровергнуть это заблуждение. Вопреки всему. Мудрость Создателя заключается в Его справедливости. Самые злобные твари, самые бесчувственные скотины, бесполезные, ненужные вещи, мерзость, грязь, страх, безумие, смерть, в конце концов, – все это не сможет существовать без толики любви. Вам кажется это странным? Но возьмите хотя бы вампиров. Сколько юных дурочек прониклось теплыми чувствами к ним после одной-единственной книжки?! Они даже не задумываются, что любят мертвых кровососов.
Мертвых. Кровососов.
Так и с остальным. Один предпочитает сахарную вату, другой – обмазываться дерьмом и дрочить. Кто-то обожает восход солнца, а кто-то млеет при виде гниющего трупа. Люди умудряются любить апельсины, маленьких детей, котят, лето и цирк… змей, тарантулов, садомазо и бои насмерть. Я вот люблю убивать. Раньше любил…
* * *
– …и вы утверждаете, что за последние девять лет, в период с две тысячи шестого по две тысячи пятнадцатый, убили около тридцати человек?
Новый следователь оказался плотным крепышом неопределенного возраста. Лицо молодое, гладко выбритое, а карие глаза стариковские, выцветшие. В короткостриженых волосах седина уверенно побеждает жгучую восточную черноту. Новичок жёсток и напорист, хотя и старается спрятать это за показной медлительностью. Опасный тип. Но пусть уж лучше он. Его предшественник, зеленый сопляк, едва ли годен даже для сбора первичной информации. Чтобы обработать сведения, что я им даю, нужна голова, умудренная собственным жизненным опытом, а не одними институтскими учебниками.
– Двадцать семь, – отвечаю я.
Хочется растянуть губы в победной улыбке, все-таки это час моего триумфа, но я не могу. Говорить тяжело – нижняя челюсть трясется. Комната для допросов пропахла потом, дешевым кофе и усталостью, но мне все еще чудится едкий запах кислотных испарений.
– Что? – переспрашивает мой собеседник.
– Двадцать семь. Не около тридцати, а ровно двадцать семь. Девятнадцать женщин, восемь мужчин. Я помню их всех.
– Интересный перекос. – Следователь продолжает играть добряка-простофилю. – Почему мужчин так мало?
Мне хочется заорать, что он зря теряет мое время. Еле сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть ему в лицо остывший кофе. А ведь как просто! Разбить керамическую кружку о стриженую голову, повисшим на пальцах осколком ручки пробить сонную артерию… Я как-то провернул такой трюк с одним гомиком. Жаль, что стаканчик бумажный.
– Мужчины осторожнее, – вцепившись в стаканчик пальцами, отвечаю я. – Женщины ветрены. Им легко задурить голову флиртом, обещанием сказки. Да и геев не так много, как может показаться. За все это время я нашел только восьмерых.
Следователь кивает с деланым интересом. Никак не могу понять, верит ли он мне. Предыдущий не верил, просто задавал вопросы, следуя протоколу. Но, раз прислали нового, видимо, все же что-то проверили. И что-то нашли.
– Ну а тела? Что вы делали с телами? – Следователь сцепляет руки в замок, изводя меня пустым профессиональным взглядом. – Все ваши так называемые жертвы проходят у нас пропавшими без вести. Почему за это время нигде ни разу не всплыли останки?
«Так называемые». Все-таки старый цепной пес верит мне не до конца. Что-то его смущает. Но что? Если полиция, в обход ордера, побывала у меня дома – а я твердо уверен, что это так, – какие могут оставаться сомнения?.. Я перебарываю дрожь, прогоняю усталость и начинаю снова:
– Я уже говорил вашему предшественнику: гидроксид натрия – лучший друг серийного убийцы…
* * *
Все маньяки тренируются на кошках – это аксиома. Мне повезло больше, я сразу начал с человека. Мне было около пяти, а ей девяносто два, и я почти не помню того, что тогда случилось. К счастью, полицейские архивы хранят информацию куда лучше человеческой памяти. Чтобы добраться до своих воспоминаний, пришлось расстаться с пачкой крупных купюр, но зато я наконец вспомнил, как глупо умерла моя бабушка. Я спрыгнул на нее с кухонного стола. Думал, она поймает меня, как папа. Вместо этого мы оба грохнулись на пол, и я впервые услышал хруст человеческого черепа. Старческие кости слабы, а угол кухонной плиты тверд и остер.
Потребность убивать – родом из детства – всё так. Но современная поп-культура обычно выставляет маньяков обиженными недоласканными существами с кучей комплексов, скорее жалкими, чем страшными. Я не такой. Возможно, потому, что осознал свое увлечение уже в зрелом возрасте. А в детстве у меня были дом – полная чаша, много друзей, хорошая успеваемость в школе и любящие родители, которые сделали все, чтобы я забыл, кто виноват в смерти бабушки. С девочками тоже ладилось, девственности я лишился в тринадцать лет. Ни тебе родительских домогательств, ни психологических травм. Скука, с точки зрения классического маньяка. Мне незачем было мстить этому миру.
Университет окончил на отлично, и не могу сказать, что учеба шла тяжело. Удачно устроился на работу, быстро продвигался по карьерной лестнице, получал неплохие деньги. Когда надоело работать на дядю, открыл свой бизнес. Вы уже, наверное, пробивали по вашим базам? Сеть магазинов «Дачник». Инвентарь, декор, химические удобрения. «Магазин для дачи – редкая удача!» – это мой слоган, да. Каждое лето, на всех радиостанциях. Он заставил не одного старого скрягу расстаться с пенсией. Я действительно считаю себя баловнем судьбы. Думаю, поэтому меня так долго не могли поймать.
Осознанно я убил девять лет назад. Ее звали Анжела, Анжела Павлова, и мы с ней встречались уже два года. Большого труда стоило обставить все так, чтобы ее сочли жертвой автокатастрофы. Я потратил немало сил и денег, заметая следы. А вот убил – спонтанно.
