Дачный бизнес оказался хорошим прикрытием. В кладовке у меня всегда лежало несколько мешков, стояли канистры с кислотой, и это никого не настораживало. Люди хуже всего замечают то, что у них под носом. Можно поместить тайну на кончик иглы, запрятать иглу в яйцо, утку и зайца, сунуть последнего в сундук, а сундук отвезти на остров Буян, но обязательно найдется Иванушка-дурачок, который преодолеет все преграды и сломает вам жизнь. Но поместите иголку под стекло и выставьте в музее, и дурачки встанут в очередь за билетами!
Кислоты было едва по середину голени. Я сталкивал в нее дохлых собак и сидел рядом, сквозь маску респиратора наблюдая, как растворяются шерсть, шкура, мышечные волокна, загустевшая кровь, сухожилия, кости – превращаются в ничто, становятся частью растворившей их субстанции. Как они разжижаются. Божественный процесс.
За год я бросил в бассейн десятка три псов. Любопытный опыт, не лишенный приятных воспоминаний. Но Анжела… Анжелочка, ангел мой… она не давала мне покоя. По ночам мне снилось, как я раз за разом пробиваю ее пустую головку. Пробуждаясь, я все еще слышал этот невероятный хруст. Пальцы загребали смятые простыни, член стоял как готовый к бою штык. Собаки помогали ненадолго сбросить напряжение, и только. Удовлетворения они не приносили. Убивать безмозглое животное после того, как отнял жизнь у человека, – это как вернуться к мастурбации после реального секса. И я сдался.
Представьте, лето, июль, жара такая, что бабочки на лету сгорают, а вдоль пыльной дороги вышагивает она – черные глазки блестят, пухлые губы алеют, носик горделиво вздернут. В такт шагам чуть качается налитая грудь, натянувшая облегающий топ. Шортики такие короткие, что попку видно! От кончиков каблуков до собранных в тугой хвост черных волос – сто восемьдесят сантиметров похоти! И больше никого, кроме нас, во всей округе. Я не знаток пикап-техник и не сторонник уличных знакомств, но тут словно по голове ударило – бери ее!
Есть отдельная категория девушек – дорогие машины действуют на них как мощнейший афродизиак. Кристина оказалась именно такой. Готовая отдаться прямо в салоне моего «бентли», она вела себя откровенно вызывающе и не ломаясь согласилась поехать «искупаться». Всю дорогу она щебетала без умолку, выспрашивая обо всем – про меня, про мой бизнес, – а я ехал и боялся, что вот сейчас она достанет телефон и все закончится не начавшись. Стоит ей только позвонить подружке или родителям… Но она ни разу даже не потянулась к сумочке, где лежал мобильник. Глупая легкомысленная феечка…
* * *
– Кристина Тымченко, одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, пропала без вести летом две тысячи шестого года. Знаете, ваша поразительная осведомленность о деталях некоторых дел – одна из немногих причин, по которой мы с вами все еще возимся…
Следователь пожевал обветренную губу, сканируя меня все тем же безэмоциональным взглядом, а я неожиданно заметил, что глаза у него черные, слегка раскосые, очень похожие на Кристинины. Он сказал «одна из немногих причин». Неужели родственник? От этой неожиданной догадки по спине пополз холодок, однако я тут же одернул себя. Месть обезумевшего от горя родственника – не самое страшное в моей ситуации. Холодок перерос в настоящий озноб.
– Проблема в том, что все ваши заявления голословны. Обычно серийные убийцы указывают места, где спрятали трупы своих жертв. Мы ездим на раскопки, устраиваем следственные эксперименты и вообще весело проводим время. А в вашем случае… ни улик, ни трофеев… Только странное желание попасть за решетку.
– Но трофеи есть, есть! – Я снова засуетился, хотя и был себе противен в этот момент. – Просто немного в непривычном виде… Знаете, Гейн хранил лица своих жертв, а Даммер, например, – раскрашенные черепа, но держать такое в доме – значит самостоятельно, год за годом, жертва за жертвой, собирать на себя доказательную базу. Этого ли я хотел, когда так старательно отводил от себя малейшие подозрения?
– Но вы сказали, что трофеи у вас все же есть? – Следователь принялся равнодушно ковыряться в зубах. – Это как понимать?
– Растворенные тела – мои трофеи. Всякий раз я собирал немного в банку и запечатывал ее. Наполняя ванну перед грядущим убийством, я неизменно выливал туда останки предыдущей жертвы. Так я собирал вместе частички всех, кого когда-либо убил. Сейчас там все, от самой первой собаки до последней девушки. Мне нравилось думать о том, что в час, когда я поедаю яичницу за завтраком или принимаю гостей, они покоятся там, тихо превращаясь в ничто, теряя свое «я» среди белесой жижи…
Во взгляде следователя впервые мелькнуло подобие интереса. Он перестал ковыряться в зубах и наклонился ко мне. Из его рта несло несвежим желудком, изрядно подпорченным гастритом.
– Знаете, вне зависимости от того, действительно ли вы убийца или просто морочите нам голову, вы – реально больной. Но все же объясните, почему вы здесь? Вы так похваляетесь своей осторожностью, и вдруг…
Он обвел комнатку руками, предлагая мне вспомнить, где я нахожусь. Увы, я не забывал об этом ни на секунду. Но иного выхода у меня попросту не было. Усилием воли я подавил вернувшуюся было дрожь. Предстояло вновь пропустить через себя события прошлой ночи.
– Примерно полгода назад я познакомился с девушкой…
Старательно разглаживая и без того ровную бумагу, следователь расстелил на столе список пропавших без вести. Список растворенных.
* * *
…Ира Савельева – так ее звали.
До нее все было просто. Для знакомых и тех, кто считал меня другом, я оставался безутешным влюбленным. В их глазах трагически погибшая Анжела ушла в загробный мир, прихватив мое разбитое сердце. Я даже вошел в топ самых интересных холостяков, который составила какая-то местная газетенка. Охотнее всего люди проглатывают мелодраматичную банальщину. Мне кажется, так они подпитывают мифы о вечной любви, в которую сами давным-давно не верят.
Никто не подозревал, что за эти годы я любил многих женщин и даже нескольких мужчин. По одному разу, но всегда до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Вы можете мне не верить, но к каждому из них я испытываю самую настоящую любовь. До сих пор. Эти люди отдавали свои жизни, чтобы вознести меня на вершины блаженства. Самое малое, что я могу сделать для них, – это беззаветно любить и помнить. Забивая, разрезая, расчленяя, я растворял в себе имена, лица, привычки, как кислота растворяла тела.
Ирочка перевернула все с ног на голову. Перевернула непринужденно, с легкой улыбкой и озорным блеском голубых глаз. Шутя развалила устоявшуюся за девять лет жизнь. Простой цикл – влюбленность, убийство, растворение – эта рыжекудрая ведьма отправила мой налаженный быт в тартарары! Уже через пару месяцев я думал не о том, как вспороть ее плоский живот, а о том, как здорово было бы прожить всю жизнь рядом с этой женщиной. Да, это меня чертовски пугало. Я не был готов к таким крутым переменам. Но самое страшное заключалось в том, что Ира оказалась готова еще меньше.
Все ее мысли занимали путешествия, приключения, новые страны. В свои двадцать восемь она вела себя как шестнадцатилетний подросток, жадный до впечатлений, охочий до всего нового. Нет, она была не инфантильной дурочкой – просто немного не от мира сего. Инфантильным дураком был я. Сорил деньгами, исполнял ее прихоти, хотя понимал, умом понимал, ее чувства ко мне далеко не так глубоки. Не знаю, может, я надеялся купить ее расположение? Стать если не любимым, то хотя бы нужным. Добрым волшебником, без которого жизнь лишится остроты. Влюбленный дурак…
