– Ну что там?
Отец вылез обратно. Обернувшись, недобро посмотрел на сына.
– Значит, когтями в тебя вцепился, да? – раздраженно спросил он.
Пашка не понимал нарастающего отцовского гнева, но чувствовал, что лучше не отвечать. Молча кивнув, он протянул матери руку для перевязки.
– Иди-ка сюда, – потребовал отец.
– Сережа! – вмешалась мать. – У него же кровь идет!
– Ничегооо, – протянул тот, – в следующий раз башкой будет думать. – И рявкнул: – Иди сюда!
Пашка послушно спрыгнул со стола и, стараясь, чтобы кровь не капала на ковер, подошел к отцу.
– Сережа, дай я его перевяжу!
– Успеешь, – отрубил Кольцов-старший. – Смотри. – Он схватил Пашку за ворот пижамы, силком заталкивая его голову под кровать. – Смотри, вот оно, твое чудовище!
Пашка, сперва зажмурившийся от нахлынувшего ужаса, осторожно приоткрыл глаза. Зрение не сразу сфокусировалось, однако уже спустя несколько секунд он увидел «монстра». Прямо из края кровати торчал гвоздь. Обычный гвоздь, чуть больше стекольного, вымазанный кровью. На шляпке даже остался лоскуток содранной кожи. Под гвоздем натекла небольшая лужица крови – что ни говори, а поцарапался Пашка знатно.
Отец рывком вытащил Пашкину голову из-под кровати.
– Скажи-ка мне, Палсергеич, ты долго еще нам нервы мотать будешь?
Повесив голову, Пашка буравил глазами пол.
– Сережа! – мама снова попробовала вмешаться. На этот раз гораздо настойчивее.
– Долго мы с матерью будем за тобой бегать, как за маленьким?
Пашка вновь не ответил.
– Сережа! Хватит уже!
– Что хватит? – Кольцов-старший стремительно обернулся к жене. – Что хватит? Может, ты еще и задницу ему подтирать будешь? Здоровенный пацан, а канючит, как… Что ты ноешь?! – окончательно взорвался он, увидев, как по щекам сына потекли жгучие слезы обиды. – Довести меня решил? Поздравляю, получилось!
– Ну, хватит! – Мама решительно встала между мужем и сыном. – Хватит! Не видишь, что ребенок и без тебя напуган?! Зачем ты еще больше его пугаешь?!
– Да потому, что сколько можно?!
– Все хорошо. – Повернувшись к папе спиной, мама присела на корточки и вытерла Пашке слезы. – Все хорошо, Павлушка. Сегодня с нами поспишь…
– Еще чего! – перебил Кольцов-старший. – Не маленький уже.
– Сережа, ну я же просила! – взорвалась наконец мама.
– Ты что мне из пацана делаешь? Может, он теперь до старости с нами спать будет?
– Сегодня. Он. Будет. Спать. С нами.
Пашка слушал и не мог понять, откуда в матери, такой мягкой и спокойной, эта гранитная твердость. И папа тоже это услышал. Удивленно моргнув, он недоверчиво произнес:
– Ты хорошо подумала?
– Да!
– Ну и ладненько. – Пашка с недоумением смотрел, как отец демонстративно укладывается на его кровати. Детская койка ему была явно мала, и ноги свешивались на пол, но Кольцова-старшего это, казалось, не смущало. – Спокойной ночи.
Мамины губы задрожали от бешенства. Она молча смотрела на мужа. Затем, ни слова не говоря, подхватила Пашку на руки и понесла прочь из комнаты. Дверью она хлопнула так, что наверняка перебудила всех соседей.
– Свет выключать надо, – ехидно бросил Кольцов-старший, вздохнул, поднялся с кровати и нехотя поплелся к выключателю.
Краем уха он успел услышать, как Пашка, захлебываясь от волнения, рассказывает матери свои ночные переживания. Что-то про существо, которое живет в темноте, под кроватями.
– Счастливого Нового года, – пробормотал Кольцов-старший, стараясь удобно устроиться на детской кровати. Получалось средне. Вот если ноги под себя подобрать, да лечь на бок, да руками особо не разбрасываться, то вполне себе ничего. Да только не пролежишь долго в такой позе. Особенно сейчас.
Тяжело вздохнув, Сергей перевернулся на спину. Ноги тут же съехали с кровати. Согнув колени, он раздраженно подтянул их обратно. Более-менее сносно. И все же, все же… Все же глава семьи чувствовал себя неуютно. Сергей всегда остро переживал ссоры с супругой, в большинстве случаев виня в конфликте себя. Вот и сейчас он маялся, ворочаясь на узкой детской кроватке. Сон ушел.
Можно было засесть у телевизора, но в одиночку смотреть тошнотворную праздничную мешанину совершенно не хотелось. В который раз мысленно обругав сына и прокрутив в голове сценарий завтрашнего «серьезного разговора», Кольцов-старший скрючился на кровати и сомкнул веки.
Из тревожной дремы его вытащил шорох.
Сергей прислушался, и… да, определенно, шорох шел из-под кровати.
– Пашка? – позвал он. Откуда-то появилась глупая мысль, что это сын прокрался тихонько, чтобы напугать его.
В ответ раздался тихий смешок. Мерзкий. Неприятный. Заставивший Сергея почувствовать себя маленьким. Меньше даже, чем Пашка. Меньше самого маленького и беззащитного ребенка в мире. Кольцов-старший решительно отогнал подступивший было страх. Но рука против воли сама потянулась вниз, к фонарю, который так и стоял рядом с кроватью. Потянулась и замерла на полпути. Еще немного, и она на время окажется совсем рядом с… тем местом, откуда донесся этот жуткий смех. Самому себе Сергей мог признаться – смешок напугал его до дрожи. А признавшись, он едва не влепил себе пощечину. Ну что такое, в самом деле? Взрослый мужик, а трясется как перепуганный кролик!
В который раз за этот бесконечно долгий вечер глава семьи взял себя в руки. Почувствовав, что успокоился, осторожно потянулся за фонарем. Медленно-медленно, дабы не дать панике ни малейшего шанса на возвращение. Однако, когда пальцы коснулись пластиковой ручки, он заторопился. Схватил фонарь и быстро отдернул руку, все же успев почувствовать, как по пальцам скользнуло что-то напоминающее щетку для обуви. Какие-то жесткие ворсинки легонько отпрянули, едва коснувшись его кожи. Вновь раздался короткий невнятный смешок.
Эмоции сменялись в доли секунды: страх, затем осознание его нелепости, стыд, а следом за ним – медленно растущая ярость. Кольцов решительно опустил ноги на пол. Правда, совершенно неосознанно поступил так же, как Пашка, – постарался поставить их как можно дальше от черного провала, ограниченного ножками. Рывком поднявшись с места, Сергей развернулся и, присев, посветил под кровать.
– Пашка, вылезай! – приказал он. Вернее, попытался приказать. Голос прозвучал на редкость неубедительно и жалко. Голос ребенка, а не взрослого, семейного мужчины. Возможно, виной тому было нежелание пугать сына грозным окликом – так пытался успокоить себя Кольцов-старший. Но он понимал, что все это отговорки, которые придумывает мозг, не понимающий, как может луч фонаря, яркий и жизнерадостно толстый, стать мутным и болезненно рассеянным, едва проникнув под кровать. Как будто невидимые ножницы срезали его по краям, отсекая все самые яркие кусочки, оставляя лишь те, что не смогут навредить…
