Теперь же Але не хотелось ничего – ни спокойствия, ни знакомой защищенности. Она входила в дом с тем же чувством отчаяния, которое охватило ее на улице. Ей нужен был Илья, только он, никто не мог его заменить!
Родители встретили ее молчанием. Аля видела, что они стараются держаться непринужденно, и видела натянутость их непринужденности.
– Будешь обедать? – спросила мама. – Или ты теперь питаешься в более интересных местах?
Отец укоризненно посмотрел на маму и поспешил произнести:
– Все-таки ты могла хотя бы предупредить нас заранее. Не слишком ли рано ты стала считать себя взрослой?
Аля едва не улыбнулась папиным словам. Меньше всего она думала о том, чтобы утверждаться в своей взрослости. Она думала об Илье.
Лицо у мамы было каменным и нервным одновременно, огромные глаза посверкивали за стеклами очков.
– Твоя авантюра с ГИТИСом, надо полагать, провалилась? – поинтересовалась она.
– Я не поступила.
– Что ж, ничего удивительного, – пожала плечами Инна Геннадьевна. – Ты вообще не привыкла доводить что-либо до конца, прилагать усилие хоть к чему-нибудь! По-твоему, взрослость выражается в том, чтобы, как проститутка, спать с первым встречным мужчиной?!
– Инна, перестань! – воскликнул отец.
– Почему это я должна перестать? – Мамин голос начал срываться на крик. – Почему я должна спокойно смотреть на то, как моя единственная дочь катится в пропасть?! Мы и так уже слишком много ей позволяли! Не хочу идти на экзамены – не ходи, деточка! Хочу дурака провалять целый год, вместо того чтобы готовиться к поступлению – с нашим удовольствием! Вздумалось ни с того ни с сего, без всякой подготовки, податься в артистки – ни слова поперек! Это кончилось так, как должно было кончиться!
Аля понимала, что мама кричит не от злости, а от бессилия и отчаяния. Но что она могла сделать, чтобы ее успокоить? Пообещать, что всегда будет ночевать дома, что думать забудет об Илье?
– Мама, ну успокойся, – попросила она. – Думаешь, я знала, что так получится? Все так неожиданно произошло… Что я должна была делать – к вам его вести, благословения просить? Я ведь сначала даже не представляла, как он ко мне относится…
– Но ведь в этом все и дело, как же ты не понимаешь! – воскликнула Инна Геннадьевна, нервно сжимая половник, который она держала в руках, и не замечая, как прыгает крышка на кастрюле с кипящим супом. – Вдруг, в одну минуту, ты отдаешься человеку, с которым день назад даже не предполагалось ничего подобного! Мало того, ты спокойно нам об этом заявляешь, как будто в этом нет ничего ненормального!
– Ничего ненормального и не было, – рассердилась Аля. – Думаешь, он меня изнасиловал, или…
– Кстати, а почему ты сегодня-то пришла? – прервал ее отец. – Отпустил восвояси до следующего случая?
Аля слегка растерялась, услышав этот вопрос. Но тут же рассердилась еще больше! Какое право они имеют говорить так насмешливо, с такой холодной уверенностью?
– А что, по-твоему, – медленно произнесла она, – он меня должен был наутро в загс повести? И к вам на коленях приползти с покаянием? Мы сами как-нибудь разберемся! Что я могу сделать, если вы с самого начала не хотите понимать!
– Очень бы я хотела взглянуть на родителей, которые хотят понимать такое поведение своей дочери. – Мама справилась с волнением и говорила теперь насмешливо. – Ты, может быть, хочешь, чтобы мы на Нелину мамашу равнялись? Так ведь она, по-моему, готова кому угодно дочь в постель положить, лишь бы с выгодой! Ты хочешь, чтобы у меня были взгляды парикмахерши?
С ними невозможно было спорить, невозможно было ничего им объяснить. Хоть жалей их, хоть злись…
Вдруг Аля поняла, что и никому ничего объяснить невозможно. Нелька, например, конечно, не ужаснется, не запричитает, даже наоборот. Но что она скажет? Аля представила нетерпеливые Нелькины расспросы о «новом кадре», ее смешки и советы – и ей стало тошно.
То, что происходило у нее с Ильей, было за пределами болтовни с подружкой, за пределами любых советов и объяснений кому бы то ни было. Алина душа, как кокон, оберегала все, что было между ними, что принадлежало только им двоим, – каждый поцелуй, каждое прикосновение…
– У тебя суп сейчас убежит, – сказала она, выходя из кухни. – В конце концов, что тут особенного? Если хочешь знать, из всех моих подруг я одна такая девственница оставалась, невеликое сокровище потеряно!
Аля понимала, что жизнь ее должна теперь перемениться.
Дело было даже не в том, что она провалилась в ГИТИС. Мало ли девчонок проваливается каждый год! Пробуют на следующий, армия ведь не грозит.
Но встреча с Ильей перевернула ее жизнь гораздо больше, чем перевернул бы театральный институт, даже если бы она и поступила. В Алиной жизни появился какой-то особенный мир, которого она прежде не знала… И она входила в этот мир не с любопытством, которое почти всегда сопровождается ошибками и кончается разочарованием, а с любовью, в которой ошибок не бывает.
Аля не представляла, в чем будут заключаться перемены, но они должны были наступить, и она ждала их с замиранием сердца.
Кончился июнь, первая июльская неделя пролилась дождем, потом солнце опять накалило московский асфальт.
А жизнь ее шла по-прежнему, и Аля чувствовала, что с каждым днем ее охватывает все большее отчаяние.
Конечно, все дело было в том, что он уехал в командировку.
«Он же сказал: через месяц, – успокаивала себя Аля. – Это ведь так просто, это ведь его жизнь! Ну что он, должен был из-за меня все бросить или меня с собой в Японию тащить?»
Она не сказала родителям, что Илья уехал. Пусть думают что угодно. Как будто он нуждается в оправданиях! Аля почти инстинктивно не хотела говорить о нем, словно в ладонях его держала.
Больше всего она переживала из-за того, что забыла дать ему номер своего телефона. Целый месяц не только не видеть его, но даже голоса его не слышать… И как же он сообщит ей, что вернулся? Особенно последняя мысль мучила ее: как же она вообще узнает, что он вернулся?
Маленький Козерог стоял на ее столе, когда она была дома, а уходя куда-нибудь, Аля брала его с собой, как будто он был живой и она без него скучала.
Впрочем, выходила она редко: ей просто не хотелось никуда выходить. Читала, закрывшись в своей комнате. Днем, когда родители уходили на работу, бродила по квартире или ехала в парк у Северного речного вокзала, где раньше очень любила гулять, и там тоже бродила, но уже вдоль реки.
Утки с выводками крошечных утят подплывали к самому берегу, хватали хлеб, который Аля бросала им в воду. Днем в парке было почти безлюдно, гуляли только старички да мамаши с колясками.
Все Алины прежние мысли о будущем были связаны с театром, с той неясной, но прекрасной жизнью, которая ожидала ее в нем. Тогда ей казалось, что, если убрать из ее будущего театр, пустота на его месте будет невосполнима.
