Аля сама не понимала, почему ей так легко со своей самой давней подружкой. Все-таки Нелькин веселый цинизм часто казался ей грубоватым…
Мама всегда до глубины души возмущалась этой дружбой.
– Не понимаю! – говорила она. – Вроде ты умная девочка, интересы у тебя какие-то есть, читаешь много. О чем можно разговаривать с Нелей в течение хотя бы часа? Она за свою жизнь прочитала хоть одну книгу? Или, может, у нее друзья какие-то интересные? Вы с ней настолько разные, какое может быть общение?
Конечно, они всегда были разные, это Аля и сама понимала. И даже не потому, что Нелина мать работала парикмахершей, а не врачом. Просто они совершенно по-разному воспринимали одни и те же события, людей, по-разному вели себя в одной и той же ситуации. Иногда Аля думала, что эта разница и привлекает ее в подруге. Но, наверное, дело было все-таки в другом…
Все то непонятное, сложное, из чего состояла жизнь, – а чем старше Аля становилась, тем все менее понятной казалась ей жизнь, – Нелька могла прояснить и объяснить в одну минуту. Сначала Аля удивлялась, не хотела верить: неужели все обстоит так просто, как та говорит? Но потом видела, что внутренняя основа событий, их каркас в точности соответствуют Нелькиным словам.
Нелька видела жизнь насквозь, словно рентгеном просвечивала, ни одному человеку не удавалось выглядеть не таким, какой он есть, под ее цинично-веселым взглядом. Аля этого не умела, и Нелька была для нее неизменно привлекательна.
Да и просто: ведь это не ерунда – когда ты вырос с человеком в одном доме, помнишь его с тех пор, как помнишь себя! В Нельке была та простая надежность, которую Аля все реже ощущала в жизни. Разве что с Ильей… Но он был мужчиной, любимым мужчиной, и с ним все-таки не могло быть той непритязательной простоты, которая была в общении с Нелькой.
Тем более все это чувствовалось теперь, когда она стала единственным звеном, связывающим Алю с прежней жизнью.
– Ну, я побежала, – сказала Нелька. – Эх, мне б такую райскую жизнь! Ни тебе на работу, ничего. Встала когда захотела, мужика поимела когда захотела! Когда хочешь, он тебе небось не отказывает? – лукаво улыбнулась она. – Познакомь хоть с принцем-то. Не бойся, не отобью!
– Познакомлю, – улыбнулась Аля. – Не боюсь. Вот я с ним сама получше познакомлюсь – и тебя приглашу в гости.
– Ждем-с! – на прощание улыбнулась Нелька.
Давние и недавние события сменялись в Алиной памяти мгновенно: пока она пристегивала поводок к Моськиному ошейнику, переходила бульвар, шла по Большой Дмитровке. Задумавшись, она снова свернула раньше, чем надо, снова пошла было по Козицкому переулку. Но такое с ней часто случалось: все повороты здесь были похожи, и вообще непонятно было, почему Немировича-Данченко – улица, а Козицкий и Столешников – переулки.
Сегодня Аля чувствовала особенную, хотя и смутную тревогу и понимала отчего. Илья позвонил, когда она уже выходила с Моськой, и сообщил, что сегодня они идут на спектакль.
– В театр? – спросила Аля слегка дрогнувшим голосом.
– Не то чтобы в театр, – объяснил он. – То есть это театральный спектакль, в чистом виде, никаких перформанс-штучек. Но у них помещения своего нет, вот и слоняются по площадкам. Сегодня в Доме актера будут, в Голубой гостиной. Мне неудобно не пойти, – добавил он оправдывающимся тоном. – Игорь самым талантливым считался у нас на курсе – после Веньки, конечно. Да так как-то все… Никуда не пристроился, работает на голом энтузиазме. Собирает актеров на антрепризы, а платить особенно нечем: сборов-то нет, кому все это сейчас надо… Я бы себя не уважал, если бы сегодня не пошел, понимаешь?
– Ну конечно, Илья, – сказала Аля. – Что ты меня уговариваешь, как будто я только на дискотеку и рвусь?
Конечно, она рвалась не только на дискотеку. Но, положа руку на сердце, в том состоянии, в котором она находилась после провала в ГИТИС, ей легче было бы протанцевать всю ночь под самую дурацкую музыку, чем пойти на самый лучший спектакль.
После своей летней эпопеи Аля ни разу не сходила в театр – как отрезала. Не хотела бередить душу, примерять на себя чужие роли и думать, зачем все это надо…
«О театре – забыть, – решила она. – Поняла, что это не для тебя, – вот и забудь!»
Поэтому предложение Ильи совсем ее не обрадовало, хотя она, конечно, ни за что не сказала бы ему об этом.
«Но ведь это, может быть, не очень хороший спектакль будет, – совсем уж глупо уговаривала она себя. – Он сам сказал – антреприза. Актеры, наверное, неопытные… Да и вообще, я же решила: забыть и не вспоминать!»
Глава 3
Аля удивилась, увидев довольно большую толпу у входа в Дом актера. Выходили из машин красивые, тщательно одетые и причесанные женщины, она узнала нескольких известных актрис, двоих телеведущих, знаменитого пианиста.
«Неужели все на этот спектакль пришли?» – мелькнуло у нее в голове.
Аля спросила об этом Илью, едва он подошел к ней.
– Да ну что ты! – Илья поцеловал ее в губы. – Сегодня вечер Юрского в большом зале, вот и собрался бомонд. Машину еле припарковал. Игорь бы от счастья умер, если бы к нему так ломились, – добавил он.
Они прошли сквозь гудящую, благоухающую толпу в вестибюле с фонтанами и поднялись на лифте на восьмой этаж. Там, в небольшом холле, тоже собрались люди, но выглядели они совершенно иначе. У Али сердце защемило, когда она их увидела. Вспомнился гитисовский коридор перед тридцать девятой аудиторией, Родион с гитарой за плечом, Лева Найман, Василиса-Лика – все, кого она успела узнать за те счастливые, сумасшедшие дни…
Ей не хотелось, чтобы Илья заметил тень, мелькнувшую по ее лицу, и она отвернулась. Неизвестно, заметил ли он, но взял ее под руку так крепко и ласково, что Аля благодарно прижалась щекой к его плечу.
Спектакль «Аналог-театра» назывался «Игра в классики». Как объяснил Илья, режиссер сам сделал инсценировку по Кортасару.
– Есть в этом элемент выпендрежа, – хмыкнул Илья. – Как и в названии театра, впрочем. Хотя и запоздалого: Кортасар-то в моде был, когда мы еще институт заканчивали. Но Игорь всегда такой был, не может не подчеркнуть свою исключительность.
Людей в фойе было немного, зал не заполнился и наполовину. Але даже неловко стало, когда она подумала, что играть будут перед рядами пустых стульев… Это было тем более заметно, что и сцены не было в Голубой гостиной, зрители сидели в двух шагах от актеров.
Аля и Илья сели в первом ряду. Она рассматривала незамысловатые декорации – полупрозрачные белые полотна, свисающие с потолка, приклеенные к ним кленовые листья и чьи-то черно-белые фотографии… Ощущение, что театр любительский, не покидало ее и чуть-чуть смягчало ее печаль.
Спектакль все не начинался, и молчание в полупустом зале становилось тягостным. Едва ли стоило ожидать, что подойдут еще зрители.
Наконец свет в зале погас, остались только лампы, направленные на площадку. Аля смотрела, как пляшут в прямых лучах пылинки, и незаметно держалась за локоть Ильи, словно пальцы согревала о замшевую заплатку. Она так волновалась, что даже не сразу заметила, когда вышли на сцену актеры.
