И вот Аля стояла на высоком, с выщербленными ступеньками, крыльце и смотрела, как готовят камеры, устанавливают лампы. Илья стоял поодаль и не принимал участия в общей суете. На Алю он тоже особенно не смотрел. Она не могла даже понять, о чем он думает. Ей показалось вдруг, что он просто наблюдает за происходящим, и она даже обиделась слегка на его равнодушие.
Вообще все, что происходило в этот день в парке Братцево, казалось ей странным, не совсем реальным. Резко очерченные голые деревья, синеватый дым внизу, над гудящей Кольцевой, серые клочья снега в низинах, туман в конце аллеи… И сама она в шляпке с вуалью, стоящая в непонятном оцепенении.
«Неужели так все и происходит, так и снимаются клипы?» – медленно думала она.
– Пойдем, Саша. – Венька дернул ее за рукав. – Грим сделаю, и начнем.
– Но ты мне объясни все-таки… – начала было Аля.
– Все объясню, – кивнул он. – Пока рисовать буду.
Грим он накладывал прямо на улице, зайдя только под навес над крыльцом и усадив Алю на вынесенный из особняка облезлый стул. Ассистентка держала зеркало перед Алиным лицом.
– Все просто, Сашенька, – говорил Венька, прикасаясь к ее лицу мягкими кисточками и чуткими своими пальцами. – Надо привлечь внимание к перчаткам. Выходит красивая девушка – ты то есть – из особняка. Серый день, тоска. Свет горит в одном окне, тусклый свет. Она с кем-то там навсегда простилась, понимаешь? Может быть, силуэт его в окне покажем, а может, равнодушной свечой обойдемся. Во всяком случае, она выходит, простившись навсегда. Останавливается на крыльце, не решается уйти. Запоминаешь? – спросил он, словно почувствовав Алину напряженную неподвижность.
– Д-да, – едва выдавила она.
Сердце у нее испуганно забилось от его рассказа. Вспомнился вдруг последний конкурс в ГИТИСе, Карталов, непонятный блеск его глаз под густыми бровями… И как она отказалась играть прощание.
«Да что же это? – со страхом подумала Аля. – Никуда, выходит, мне от этого не деться?»
– А перчатки при чем? – спросила она, чтобы что-то спросить.
– Вот! – усмехнулся Венька. – Зришь в корень! Не верти только головой, а то глаз криво получится. Перчатки при том, что, стоя на крыльце, ты попытаешься их надеть. «Так беспомощно грудь холодела, но шаги мои были легки. Я на правую руку надела перчатку с левой руки», – прочитал он. – Помнишь, конечно?
Аля кивнула, чувствуя, как у самой у нее все холодеет и замирает в груди.
– Вот это и сыграешь, – сказал Венька. – Только это, больше ничего. Перепутаешь перчатки, бросишь их, или так и пойдешь в неправильно надетых – как хочешь. И все, пройдешь по аллее, не оглядываясь. Твоя задача на этом выполнена, остальное мы сами сделаем. Появится какая-нибудь надпись на фоне фирменного значка. «Вернитесь к забытым чувствам», – что-нибудь в этом роде. – Он отступил на шаг, глядя на свою работу. – Опусти-ка вуаль. Чудо, Сашенька! – обрадованно сказал он. – Глаза-то как блестят сквозь нее! Я тебе внизу их чуть-чуть подрисовал – помнишь, заплаканная была, тени потекли? Как раз то, что надо…
Но она уже не думала ни о гриме, ни о костюме. Только о том, как пойдет по аллее, не оглядываясь…
– Но она же оглянулась в конце – в стихотворении?.. – спросила Аля.
– Ну, тогда и ты оглянись, – улыбнувшись, разрешил Венька.
Она даже не заметила, что Илья уже включился в работу, уже командует что-то оператору, ассистентам, осветителям. Девушка с банкой в руке замазывала белой краской граффити на колоннах особняка.
– Активнее, Люда, активнее, – говорил Илья, стоя на нижней ступеньке. – Да не надо сзади, только то, что в кадр попадет. Мы в реставраторы не нанимались.
– Вот отсюда выйдешь, – показал Венька. – Из этой двери. Открывается тяжело – все как надо!
– Учти: ты должна выглядеть хрупкой, несчастной, но ни в коем случае не жалкой, – вмешался Илья. – Несломленная женщина… Это в каждом движении твоем должно чувствоваться, понимаешь?
– Илюха, я предлагаю без репетиций, – сказал Венька.
– Да ты что, Бен? – удивился Илья. – Она же вообще в первый раз!
– Учти, упустим лучший дубль, – сказал тот. – Она сразу сделает как надо, сердцем чую.
– Ну ладно, – не стал сопротивляться Илья. – Почему не попробовать?
Аля только краем уха прислушивалась к их разговору. Она никак не ожидала того, что ей придется играть… Ну, думала, надо будет завлекательно улыбнуться, сделать какой-нибудь красиво-приглашающий жест – что там еще делают обычно в рекламных клипах? И вдруг – прощание, пустой парк, сердечная тоска, от которой меняется даже походка…
Илья напомнил, что она должна остановиться на верхней ступеньке, чтобы можно было крупным планом снять, как она надевает перчатки, дал ей сами эти перчатки – красивые, мягкие, она не успела их рассмотреть, – и съемка началась.
Странно, но Аля совсем не видела всего того, что составляет техническую сторону работы: приближающейся камеры, переходящих с места на место людей, – вообще ничего, что могло бы ее отвлечь. Она открыла тяжелую дверь, вышла на крыльцо. Ей казалось – да нет, не казалось, она действительно чувствовала! – что за спиной у нее, в оставленном доме, остался он – единственный, любимый…
Ей стало страшно – так страшно, что она остановилась в растерянности. Потом все же сделала несколько неуверенных шагов, снова остановилась, обернулась…
– Перчатки, Аля! – словно издалека, услышала она голос Ильи. – Не забывайся, работай!
Она встряхнула головой, точно отгоняя навязчивый призрак, попыталась надеть перчатку и действительно перепутала левую с правой, уронила вторую, присела, чтобы поднять – да так и застыла, сидя на корточках, и закрыла лицо рукой. Вторая, в до половины надетой перчатке, беспомощно повисла.
Аля не понимала, что с ней происходит. Это было какое-то странное, никогда ею прежде не испытанное чувство. Она переживала все, что делала, так, как будто бы это совершалось в ее собственной жизни. И вместе с тем она словно видела себя со стороны, холодным и строгим взглядом. Видела, как вздрагивает рука, белеют тонкие пальцы, как падает на лицо вуаль, на ступеньки – ненужная перчатка, чувствовала, сколько должна длиться неподвижность…
Потом она резко поднялась, сбежала со ступенек и легко, не оглядываясь, пошла по аллее. Она не знала, когда надо остановиться. Туман брезжил впереди, и ей хотелось исчезнуть, раствориться в тумане.
– Все, Аля, стой! – услышала она и наконец обернулась.
Илья догнал ее, положил руку на плечо. Лицо у него было веселым, глаза торжествующе блестели.
– Умница! – воскликнул он. – Нет, ну разве мы не молодцы? Такую девушку нашли для отчизны! Да ты же лицом года будешь, похлеще всяких «Вогов» и «Плейбоев»!
– Правда? – обрадованно спросила Аля. – А мне казалось, я слишком нервно…
