– Прощай, Сашенька, – ответил Венька. – Ты такая сегодня красивая… И всегда!
Голос его как-то странно дрогнул, когда он это произнес, и равнодушие на миг сменилось в его глазах такой отчаянной тоской, что сердце у Али дрогнуло в такт его голосу. Но тут же этот огонек исчез, глаза его погасли, и, неловко махнув рукой, Венька быстро пошел по фойе к выходу.
Аля посмотрела ему вслед и подумала вдруг, что надо забыть обо всем – о банкете, даже о чудесном спектакле, даже о том, как играл Иван Антонович, – и бежать за ним…
Но это был странный и мимолетный порыв, без всякого смысла. Что она будет делать в этот вечер с Венькой? Да и хочет ли он, чтобы она навязала ему свое общество?
«Он же меня не звал, – вскользь подумала Аля. – И как же я сейчас уйду?»
Уходить ей совершенно не хотелось. Да и зачем? К тому же Илья как раз окликнул ее издалека, и мысли ее тут же переключились на другое.
Аля вдруг ясно поняла, что вот сейчас он подойдет, что-то скажет, и надо будет отвечать ему, высказывать впечатления, идти с ним на банкет…
«Какая тягость, боже мой, да я просто не выдержу!» – с тоской подумала она, глядя, как он идет ей навстречу по фойе.
Впрочем, ей очень хотелось еще раз увидеть Ивана Антоновича – в жизни, не на сцене, – и, вздохнув, она помахала Илье рукой.
Банкет был довольно роскошный, но Аля не обратила на это внимания. Разве что посмеялась вместе со всеми, когда внесли и поставили на стол огромного ледяного медведя. В лапах он держал ледяное лукошко, полное ягод, и лед с ягодами смотрелся весной очень необычно.
– Особый шик эти ледяшки. – Илья наклонился к ней. – И довольно дорогое удовольствие, кстати.
Аля ничего не ответила: она чувствовала, что ей сейчас одинаково безразличны и Илья, и медведь. Никогда такого с нею не было прежде, но она даже не успела удивиться своему состоянию.
Она глаз не сводила с Ивана Антоновича Святых. Ей даже самой неловко становилось, но она ничего не могла с собой поделать. Ей словно загадку хотелось разгадать: что же в нем есть такого, что не позволяет глаз от него отвести?
На первый взгляд ничего такого в нем не было. Во внешности Святых-старшего полностью отсутствовало то, что сразу бросалось в глаза во внешности его сына: соразмерность и правильность черт, тяжеловатая уверенность жестов, стать…
Лицо у Ивана Антоновича было круглее, чем у Ильи, в выражении лица вместо монументальности чувствовалась необыкновенная подвижность. Не было бороды и усов, что отчасти уменьшало сходство. Но главное заключалось не в этом.
У него был совсем другой взгляд.
Во взгляде Ильи всегда сквозила уверенность – в себе, в своем знании жизни, людей. И поэтому полностью отсутствовал интерес – и к жизни, и к людям…
«Как же я раньше этого не замечала? – думала Аля. – Почему мне казалось, что он имеет право на эту уверенность, на эту окончательность каждого слова? Жизненный опыт, много чего достиг… Какая глупость!»
Жизненный опыт сквозил во взгляде Святых-старшего совсем иначе: живым, глубоким вниманием. Но это не был праздный интерес к любому собеседнику и не была имитация внимания. Встречая его взгляд, Аля явственно ощущала, как обостряются ее собственные чувства.
«Он действительно не знает, что произойдет с ним, с людьми, с жизнью даже через пять минут, – думала она, машинально поднося к губам бокал с шампанским. – Он не знает, и у него есть мужество принять все, что произойдет, и не сломаться, и не сломать…»
Шум за столом становился все беспорядочнее, многие уже перешли на другие места, вспыхивали споры и разговоры, которых не разобрать было в общем гуле. Илья тоже отошел на другой конец стола и разговаривал с пожилым мужчиной, которого Аля не знала. Ей показалось издалека, что на лице у Ильи мелькает растерянность, но присматриваться не хотелось.
Она сидела в одиночестве и думала о том, о чем не могла не думать весь этот удивительный вечер.
– Скучаете, Александра? – вдруг услышала она и вздрогнула от неожиданности.
Иван Антонович незаметно сел рядом с нею, и, подняв глаза, она встретила его взгляд, полный веселого внимания.
– Нет, что вы, – смутилась Аля. – Я просто думаю…
– Хорошее занятие, – улыбнулся Святых. – О чем же, если не секрет, думает во время банкета юная, чудесная девушка?
– О вас! – выпалила Аля. – О том, как вы играли… И о том, почему я вас не видела никогда.
– Спасибо, – снова улыбнулся он. – А почему не видели… Что ж, Саша… Вас Саша зовут или Шура?
– Аля.
– Я, Алечка, Илью не осуждаю. Просто не имею права осуждать. Как примерю на себя, что он должен испытывать по отношению ко мне… Я понимаю, какие страдания доставил его матери своей поздней любовью, и он вправе относиться ко мне так, как относится. В том числе и не позволять увидеть вас.
Аля почувствовала, что у нее рот открывается от изумления. Илья не позволяет увидеть ее? Но ведь он всегда говорил, что это отцу нет дела до сына и тем более до его подруги! И она сочувствовала и не понимала, как такое может быть…
– Но теперь мы с вами наконец познакомились, и слава богу! – голос Ивана Антоновича вывел ее из удивленного состояния. – Я рад, что вас увидел. А то ведь, знаете, даже превратное впечатление о вас составил.
– Как это? – снова поразилась Аля. – Почему?
– Да по клипу этому, по этой бесстыдной профанации Ахматовой. Подумал было, что вам доставляет удовольствие таким образом использовать то, чему вас бескорыстно учили в детстве.
– Но я ведь там ни слова не сказала… – краснея, пробормотала Аля.
– Зато сыграли точно, – улыбнулся Иван Антонович. – Так что даже я не мог не догадаться, что именно вы изображаете. Все-таки тоже кой-чего читал в юности! Алечка, ну не обижайтесь. – Видимо, он заметил ее смятение. – Теперь я вас увидел и все отлично понял. Вам сказали, о чем вы должны думать, вы думали именно об этом, вспоминали, а вас в это время снимали. Ведь так?
– Так, – не поднимая глаз, кивнула она.
– Ну и не стесняйтесь! Теперь я вижу вас и понимаю, что ошибался: вы совершенно не способны на холодный расчет.
Конечно, он все понял правильно, и, наверное, ей нечего было стесняться. Но Аля вдруг вспомнила то необыкновенное состояние, в котором она находилась во время съемок – когда она и чувствовала все, что делала, и одновременно видела себя со стороны, владела собою.
Об этом, путаясь и сбиваясь, она и рассказала Ивану Антоновичу. Как ни странно, он понял, о чем она говорит, и посмотрел на Алю еще внимательнее, чем прежде.
– Интересно… – протянул он. – Может быть, вы актрисой хотели быть в детстве?
– Да, – удивленно ответила Аля. – Я ведь даже в ГИТИС поступала, Илья вам не говорил разве?
Теперь пришел его черед удивляться.
