Глава 12
Прошел почти месяц с того вечера, когда Аля ушла от Ильи.
Она жила теперь дома, и уныние было главным настроением каждого ее дня. Уныние было во всем: в ежедневных – с тех пор как она вернулась – приходах отца с работы; в попытках мамы сделать вид, будто все в их семье обстоит нормально; в их общем старании не заговаривать о ее расставании с Ильей.
Родители считали, что Аля болезненно переживает то, что произошло с нею в последнее время. Она же, сама себе удивляясь, думала об этом почти спокойно.
Нельзя сказать, что она совсем не жалела о своем уходе. Слишком уж резкий контраст представляла ее нынешняя, однообразная и довольно беспросветная жизнь с той жизнью, к которой она успела привыкнуть. И дело было не в отсутствии шума и блеска.
Дело было в ее одиночестве. Она привыкла ждать возвращения Ильи, привыкла встречать его и думать о нем. И то разочарование, которое накапливалось постепенно, но выплеснулось сразу, в один вечер, все-таки не совсем уничтожило ее тягу к нему.
И спать, прижавшись к его тяжелому, горячему телу… Об этом Аля старалась не думать, но было ведь и это, и эти воспоминания будоражили ее.
Но что было делать? Ни одно чувство пока не перевешивало колеблющейся чаши.
«Значит, я его не люблю, – думала Аля. – Иначе, наверное, не колебалась бы?»
Но что тогда можно считать любовью, способна ли она вообще на это чувство? В этой своей способности Аля сомневалась все больше… Ведь года не прошло с того времени, когда у нее в глазах темнело при одной мысли об Илье, когда она думала, что жить без него не может! И вот – спокойно взвешивает свои чувства, решает, как поступить…
Впрочем, она никому не стала бы высказывать своих сомнений. Хотя – кому она могла их высказать? За время своей светской жизни, познакомившись со множеством людей, Аля не приобрела ни одной подруги или даже близкой приятельницы, с которой ей хотелось бы сейчас поговорить. А Венька был мертв, и о нем она даже вспоминать не могла без слез и боли.
Разве что Нелька, циничная и веселая Нелли Стайдл! Та и в самом деле осталась единственной ее подружкой, и этому Аля ничуть не удивлялась, как не удивлялась и раньше тому, что дружит с такой непохожей, такой по всему далекой от нее девчонкой.
«Видно, детская дружба – самая крепкая», – думала она.
Но все-таки предпочла не говорить Нельке, что ушла от Ильи. Даже не позвонила, когда вернулась к родителям, Нелька узнала об этом сама.
– Алька, ты чего? – звучал ее потрясенный голос в телефонной трубке. – А я, понимаешь, забежала к тебе сегодня в обед – заскочу, думаю, без звонка, порадую подружку. А там возлюбленный твой в одиночестве бутерброд кушает. Ушла, говорит!
Уже через полчаса Нелька сидела на кухне под плетеным абажуром и прихлебывала принесенный с собой ликер «Амаретто».
– Крыша у тебя поехала! – ахнула она, узнав причину ухода – впрочем, изложенную Алей довольно невнятно. – Нет, ей-богу, надо тебя у врача проверить в поликлинике! С папиком его познакомилась, да кто-то там то ли перекололся, то ли еще чего… Ты прикинь, Алька: от чего отказываешься? Мужик – красавец, – начала она загибать пальцы. – Все при нем, включая квартиру. Денег – немерено. Ну ладно, положим, ты у нас бескорыстная. Так ведь сама ж говорила, он тебе ни в чем не отказывал! Любил, выходит?
Нелька допытывалась об этом гораздо требовательнее, чем даже Алина мама.
– Не знаю, – задумчиво произнесла Аля. – Он ведь мне даже не говорил ни разу, что любит…
– Не говорил! – фыркнула Нелька. – Е-мое, как дитя малое! А ты хотела, чтоб он тебе про любовь заливал, а сам по уан доллар выдавал на день – и ни в чем себе не отказывай? Я ж видела, какие ты шмотки покупала, какие он тебе штучки дарил. Не-ет, золотко, ты меня хоть пристрели, а это получше, чем про любовь задарма болтать! И чего б он стал дарить, если не любил? Опять-таки, брал с собой всюду – тоже, знаешь…
– Брал! – невесело усмехнулась Аля. – По-моему, в этом все и дело. Ему, по-моему, лестно было меня повсюду таскать. Я же помню, все на нас оборачивались. Да ну, это неважно. Просто…
– А что тебе, интересно, важно? – хмыкнула Нелька. – Видишь, сама не знаешь!
– Почему, знаю. Он мелкий человек, понимаешь? – горячо произнесла Аля. – Он – одна видимость, ничего внутри! Весь – только стиль, потому так за него и цепляется. Что надеть, куда пойти, кому кивнуть…
– Ой, брось ты это – мелкий, крупный! – Нелька даже поморщилась, как будто разжевала лимон. – Много ты их видела, крупных? Как все равно ты с членами Политбюро КПСС всю жизнь прожила. Тебе б за алкаша местного выйти да на Тушинском рынке носками поторговать по морозцу! Актеришки эти, или кто там еще – сама ж говорила: тот голубой, этот наркоша. А Илюша твой свое дело имеет, и вообще… Не пальцем делан, сразу видно!
– Это точно! – улыбнулась Аля, вспомнив Ивана Антоновича. – Вот именно, что не пальцем…
– Ну не знаю, – пожала плечами Нелька. – Дело, конечно, хозяйское, но я б на твоем месте не торопилась. Нет, – крутнула она головой, – вот я всю жизнь в голову не могу взять: как это люди сами себе проблемы выдумывают? Тут и рад бы выдумать, так и без того невпроворот… Мамаша замуж собралась, Витька, уж до чего дохлый кадр – и у того на работе какой-то облом, боюсь, не соскочил бы вообще. А ты – «мелкий человек»!
Она так похоже передразнила Алю, что та рассмеялась.
– Как он тебе показался? – неожиданно для себя спросила она.
– Кто? – не сразу поняла Нелька. – А, Илья! Да ничего. Как всегда. Чистый, на брюках стрелки. Кто это ему выглаживает без тебя?
– Да мы и при мне отдавали, – ответила Аля. – Стирать, гладить. Маленькая такая фирма, две женщины всего. Приезжали, забирали, потом привозили.
– Ну, не дура? – ахнула Нелька. – В ванной бошевская машина стоит, стирать-гладить на сторону отдавали – и ушла!
Аля только невесело улыбнулась.
Конечно, она думала о нем. Все-таки год почти прожили…
«Может, права она? – думала Аля, вспоминая Нелькины уверенные слова. – Конечно, не из-за того, что стирать-гладить отдавали…»
Она сидела на балконе и смотрела, как маршируют внизу, у самого берега реки Сходни, солдаты из ближней воинской части. С плаца перед казармами доносилось залихватское уханье и подобие какой-то песни.
«Может, правда, любил? Как мог… Все же любят как могут, я сама кому-то говорила. Гордился эффектной подругой, хотел, чтобы было престижно… Но это же все-таки не значит, что не любил!»
Она старалась вспомнить лучшие эпизоды их совместной жизни – и вспоминала. Начиная с «танца семи покрывал» в незабвенный первый вечер, и даже раньше – с того, как он, перешагивая через две ступеньки, поднимался по лестнице ГИТИСа…
Телефон зазвонил неожиданно, Аля даже вздрогнула, хотя звонок был едва слышен из комнаты.
